Шрифт:
Мефистофель (входя)
Живее вон! Она войдет сейчас.Фауст
Бежим! Дай кину взгляд в последний раз!Мефистофель
Смотри, как тяжела шкатулка эта. Мы девушке ее поставим в шкаф. В ней драгоценности и самоцветы. Она с ума сойдет, их увидав. Тут безделушки для твоей вострушки, А дети ой как падки на игрушки!Фауст
А честно ль это?Мефистофель
Вот так оборот! Ты, может быть, присвоить хочешь ящик? Сказал бы это наперед, Чтобы меня избавить от хлопот, Когда ты добродетели образчик.(Ставит шкатулку в шкаф и запирает дверцу.)
Башку ломаешь для его персоны, Из кожи лезешь вон, А он, К возлюбленной стремящийся влюбленный, Стоит как пень, Как будто в свой учебный день Метафизическую дребедень Жует в лекцьонном зале полусонно! Скорее прочь!Уходят.
Входит Маргарита с лампой.
Маргарита
Как в спальне тяжело дышать!(Отворяет окно.)
А на дворе не жарко, тихо. Скорей бы воротилась мать! Мне кажется, что неспроста Такая в доме духота. Какая я еще трусиха!(Начинает раздеваться и напевает.)
Король жил в Фуле дальней, [51] И кубок золотой Хранил он, дар прощальный Возлюбленной одной. Когда он пил из кубка, Оглядывая зал, Он вспоминал голубку И слезы проливал. И в смертный час тяжелый Земель он отдал тьму Наследнику престола, А кубок — никому. Со свитой в полном сборе Он у прибрежных скал В своем дворце у моря Прощальный пир давал. И кубок свой червонный, Осушенный до дна, Он бросил вниз с балкона, Где выла глубина. В тот миг, когда пучиной Был кубок поглощен, Пришла ему кончина, И больше не пил он.51
Король жил в Фуле дальней… — Песня о Фульском короле была создана независимо от «Фауста» в 1774 году; но уже при первом ее напечатании в 1782 году (в музыкальной обработке композитора Зеккендорфа) под заглавием этой песни-баллады значилось: «Из «Фауста» Гете». — Фуле (Ultima Thule) название сказочной страны у древних римлян; ими, видимо, имелась в виду Исландия, во всяком случае страна, «далеко отнесенная на север от Британии».
(Отпирает шкаф, чтобы повесить платье, и замечает шкатулку.)
Откуда этот милый сундучок? Как он здесь очутился? Просто чудо! Я шкаф замкнула, помню, на замок. Наверно, мать взяла его в залог, Кому-нибудь давая денег в ссуду. А вот и ключ. Что может быть внутри? Открою-ка. В том нет греха большого, О господи! Смотри-ка ты, смотри, Я отроду не видела такого! Убор знатнейшей барыне под стать! Из золота и серебра изделья! Кому б они могли принадлежать? О, только бы примерить ожерелье!(Надевает драгоценности и становится перед зеркалом.)
Ах, мне б такую парочку серег! В них сразу кажешься гораздо краше. Что толку в красоте природной нашей, Когда наряд наш беден и убог. Из жалости нас хвалят в нашем званье. Вся суть в кармане, Все — кошелек, А нам, простым, богатства не дал бог!На прогулке [52]
52
Сцена написана в 1775 году.
Фауст прохаживается, погруженный в раздумье.
К нему подходит Мефистофель.
Мефистофель
Постылые! Исчадья преисподней! Мне жаль, что нет ругательств попригодней.Фауст
Да что с тобой? Что у тебя за вид? Тебя какая муха укусила?Мефистофель
Я б чертыхался на чем свет стоит, Когда бы не был сам нечистой силой.Фауст
Вот сумасшедший! Что за кипяток! Не горячись! Здоровье б поберег!Мефистофель
Подумай, у попа шкатулка наша! Все это Маргаритина мамаша. Лишь глянула — и на пол чуть не бах, Такой напал на богомолку страх. Она благочестивая матрона. По праздникам поет святым каноны. Без промаха ее наводит нюх, Где чистый скрыт и где нечистый дух. Смекнула, поглядев на изобилье, Что невидали этой не святили, И говорит: «Дитя, не тронь серег. Неправое имущество не впрок. Пожертвуем-ка эти украшенья Заступнице небесной в приношенье». Дочь смотрит на каменьев перелив И думает: «Ужель так нечестив Даритель и его проступок грубый? Дареному коню не смотрят в зубы». Был совещаться вызван капеллан, И он одобрил материнский план. «Вы приняли разумное решенье, Мир вашей добродетельной душе: Кто жадность победил, тот в барыше. А церковь при своем пищеваренье Глотает государства, города [53] И области без всякого вреда. Нечисто или чисто то, что дарят, Она ваш дар прекрасно переварит».53
А церковь при своем пищеваренье // Глотает государства, города… — Это изречение заимствовано из антипапистской религиозно-политической литературы времен немецкой реформации и крестьянских войн в Германии.