На самом деле он пытался уйти от состояния беспомощности, липкого, въедливого ужаса, создавал для себя иллюзию борьбы, искал спасительную соломинку, за которую могло бы уцепиться сознание.

Ну, наконец-то. Соединение установлено.

Он задумался: «А что я собираюсь искать? Каков критерий? Образы ведь из рассудка не вытянешь. Разве что накидать эскиз от руки, отсканировать и попробовать найти схожее изображение?

Да, но художник из меня, мягко говоря, – никудышный». – Мысль снова зашла в тупик.

Внезапно ему вспомнился инфицированный паломник и короткая, врезавшаяся в память фраза, произнесенная на незнакомом языке.

А что если попробовать ввести в поисковую строку эти слова? Вдруг система найдет что-то схожее? Не придумал же он их?

Максим устал от сомнений, неопределенности. Хотелось получить хоть какую-то зацепку. Он быстро набрал в поисковой строке три запомнившихся непонятных слова, коснулся ввода, некоторое время смотрел на экран, но немедленного отклика не получил, встал, пошел на кухню, где давно вскипел чайник.

Минут через пять он вернулся.

По вашему запросу ничего не найдено.

«Ладно. Хоть попытаться», – он поставил кружку с чаем на журнальный столик, снова сел в кресло, задумался.

На улице взвизгнула и тут же стихла сирена. Звук неприятно резанул по нервам. «Ну, нормально, теперь начну вздрагивать от каждого шороха?» – зло спросил себя Шустов, но все же встал, подошел к окну, осторожно выглянул, не трогая штору.

Ничего необычного. Наоборот, сегодня слишком тихо, безлюдно. Он напряженно всматривался во мглу, не понимая, что ищет взглядом? Через дорогу пробежала дворняга. Мокрая шерсть блеснула в свете фонаря. Два человека вошли в кафе. Что-то глухо лязгнуло, но не на улице, – звук доносился с лестничной площадки!

Максим машинально метнулся к компьютеру, быстро удалил поисковый запрос, отключился от сети, не понимая, почему вдруг взмокла спина?

Точно, крыша едет! – обругал себя он.

В следующий миг раздался взрыв. Металлическая дверь квартиры с грохотом влетела внутрь, сизый едкий дым мгновенно заполнил коридор, ворвался в комнату.

Максима оглушило, голографический монитор погас, все погрузилось в сумерки, но он успел машинально выхватить оружие, укрылся за опрокинутым креслом, целясь в дверной проем.

– Шустов, не дури! – раздался резкий незнакомый голос.

– Кто такие?!

– Собственная безопасность!

– Стучаться не учили?! – от избытка адреналина шумело в ушах.

– Ты арестован! Мы видим тебя на сканерах!

– Башку прострелю первому, кто сунется!

– Ну, попытайся! Приказа брать тебя живым мне не давали!

– С кем говорю?

– Капитан Вербаум.

– Удостоверение. Вдоль пола. Ко мне!

– Хорошо, Шустов, только не горячись!

В дыму возникло движение, плоский предмет скользнул к нему, ударился о перевернутое кресло. Точно, на сканерах они меня видят…

Что там? – он протянул руку, нащупал бумажник, не опуская оружия, открыл его.

Глаза слезились. Удостоверение сотрудника службы внутренней безопасности. Водительские права. Статкарточка. Все документы оформлены на имя Отто Вербаума.

– Входи. Один.

– Нет, Шустов. Не ты диктуешь условия. Убери оружие.

– В чем меня обвиняют?!

– Ты убедился, кто я, – капитан Вербаум на прямой вопрос не ответил. – Какие еще проблемы? Шустов, в последний раз повторяю: не дури! Целее будешь!

Максим секунду помедлил, затем нехотя ответил:

– Ладно. Кладу оружие на пол. Входите.

В комнату ворвались трое оперативников в тяжелой боевой броне и шлемах. «Да, из пистолета только поцарапал бы их», – удрученно подумал Максим.

Его скрутили.

В комнату вошел капитан Вербаум, подобрал с пола свой бумажник, обжег Шустова неприязненным взглядом, коротко приказал:

– Окно откройте! Его в кресло!

Максима рывком подняли, усадили.

– В чем меня обвиняют?

– Ты заражен мнемовирусом. Но скрыл это.

– Да ладно! Со мной все в порядке! Сегодня днем был на тестировании!

Капитан ничего не ответил, прошелся по комнате, пристально изучил скудную обстановку, бегло просмотрел названия книг и дисков на покосившейся от взрыва полке.