— Я, честно говоря, не понимаю, что со мной и где я, — ответила Виолетта.

— А, — девушка махнула рукой, — скоро все узнаете. А пока — пойдемте ужинать, девочки уже ждут.

— Ужинать? А который час? — Виолетта точно помнила, что, когда она задремала в машине, было утро. Однако темнота в помещении свидетельствовала скорее о правоте ее собеседников. — А где мой муж?

— Игорь помогал нам готовить ужин, — девушка махнула рукой в ту сторону, откуда она недавно появилась.

— А зачем он меня сюда привез? Почему? — Виолетта начинала злиться.

— Видите ли, голубушка, — «профессор в тулупе» смутился, — было бы не совсем верно так выражаться. Скорее не он вас сюда привез, а его привезли вместе с вами. Да, так, определенно, будет точнее.

У Виолетты было стойкое ощущение, что она сходит с ума. Интерьер барака, в котором она сейчас пребывала, наводил на самые гнусные мысли о любимом муже. Да, те избы и охотничьи домики, в которых им доводилось жить во время дурацких рыбалок, тоже не отличались комфортабельностью, но не до такой же степени! И как можно было тащить ее в этот свинарник, не предупредив? Кстати, а как ему чисто технически удалось запихнуть ее сюда? Пока она спала? Но не могла же она спать настолько крепко…

Вероятно, по лицу Виолетты можно было в общих чертах догадаться о ее мыслях и чувствах, во всяком случае, «профессор», грустно покивав головой, сказал:

— Вы так долго спали, потому что вас усыпили, в этом все дело.

— Усыпили?! — такого варварства от мужа Виолетта никак не ожидала. — Он усыпил меня?

Тут вмешался «рэкетир»:

— Если ты на своего мужика наезжаешь, то зря. Тебя усыпил Психолог.

Виолетта, придя к выводу, что понять все равно ничего невозможно, закрыла уши руками. Еще пара таких вот загадочных откровений, и она точно потеряет сознание.

— Сильно нервная, — осудил ее «рэкетир». — Пошли жрать, а?

Все ушли. Виолетта, посидев на топчане с минуту, решила все же осмотреть помещение. Она слезла, обулась и тихонечко побрела вдоль стены. Другой мебели, кроме стола, топчана и пяти стульев, в бараке не было. Зато в углу она обнаружила несколько матрацев, сваленных в кучу. В другом углу оказалась маленькая дверца, которая вела в туалет. Это было как нельзя более кстати, но внешний вид уборной окончательно добил ее. Прислонившись к косяку, Виолетта жалобно заплакала — в таких местах ей не доводилось бывать уже много лет. Да что там! Никогда ей не приходилось пользоваться такими удобствами. Пока она сквозь слезы раздумывала, как бы ей войти внутрь туалета и остаться невредимой, где-то в темноте скрипнула дверь и через несколько секунд она увидела мужа.

— Игорь! — закричала она. — Да как же так?!

— Тихо-тихо-тихо! — Он подбежал к Виолетте и обнял ее. — Я тебе сейчас все объясню. Мы попали в очень неприятную историю, но, надеюсь, выкарабкаемся. Только не паникуй и старайся не сорваться. Нас похитили. Не только нас — ты видела, здесь еще есть люди. От всех них ждут выкупа, ведутся переговоры. Они, те, кто оказался здесь раньше нас, уверены, что их жизни, и нашей, значит, тоже, ничего не угрожает. От нас хотят только денег. Тебе помочь? — Муж приоткрыл дверь в туалет и поморщился: — Да, непривычно, но придется приспосабливаться. И пойдем поедим, там все ждут. Пойдем, я тебя познакомлю с женской половиной заложников. Ты знаешь, там есть милые особы, очень милые…

Из офиса фирмы «Mirro» Леонид на полчаса заскочил в МУР, намереваясь оттуда отправиться в дом, где до своего исчезновения жили Кузнецовы. «Mirro» ремонтировала квартиру этажом ниже кузнецовской, и Леонид надеялся, что рабочие видели воров и похитителей. Рабочих было всего трое, и этот факт Леонида радовал — в толпе рабочих злоумышленнику было бы легче затеряться, а консьержке и соседям было бы труднее запомнить их всех в лицо. Но ремонтники были югославами, и этот факт Леонида расстраивал. Младший оперуполномоченный Зосимов ничего не имел против дружбы народов, но у него была привычка допрашивать свидетелей по-русски, а в случае с югославскими рабочими это было практически невозможно. Леонид как человек добросовестный совсем уже собрался приступить к изучению сербскохорватского языка, но полковник Зайцев, известный душитель просвещения, пресек его намерения. Запрет он аргументировал так:

— Когда это ты во время допросов русским языком пользовался? Братки, что ли, хорошо русский знают? Приди в себя, Зосимов. Возьми любую кассету с допросом, освежи память-то. Что ни слово, что ни фраза — ну прямо Пушкин, Толстой и этот… ну, как его? Какой-то еще был русский писатель…

— Да. — Леонид почесал голову. — Помню, был еще один.

На лицах обоих — и полковника, и лейтенанта — застыло мученическое выражение. В таком виде их и застал Василий.

— О-о, — обрадованно встретили его коллеги. — Русский писатель, но не Толстой и не Пушкин, — требовательно поприветствовал старшего оперуполномоченного Зайцев.

— Сколько букв? — уточнил Василий.

— Мы тут не кроссворд разгадываем, — строго заметил полковник. — Нам это нужно для дискуссии.

— А! — Василий кивнул. — Тогда — Достоевский.

— Достоевский — это следователь Генпрокуратуры. Редкая сволочь, между прочим, — опроверг Василия полковник.

В этот момент раздался телефонный звонок. Звонила, разумеется, Саша.

— Очень кстати, — обрадовался Василий. — Назови фамилию русского писателя, Пушкина и Толстого не предлагать.