Ночью он спал мало, поскольку напряженно размышлял, пытаясь оценить сложившуюся ситуацию. Утром, приехав в Морган Тауэрс, он сразу же отправился к дочери. Кабинет Марты имел такие же размеры, как у него самого, – на этом настоял сам Стерн. Тем не менее интерьер выглядел куда менее официально, чем обстановка в кабинете Стерна. Сама Марта часто сравнивала свое рабочее место с продвинутым мясным рестораном, где гостей кормят стейками. Лампы сделаны из витражного стекла, свет нарочито неяркий, диваны и кресла обтянуты гофрированной кожей малинового цвета. В кабинете Марты всегда царит некоторый беспорядок. Повсюду можно видеть стопки бумаг и картонные коробки с документами. На стенах много семейных фотографий и картин художников-абстракционистов. Есть здесь, впрочем, и кое-какая мебель середины прошлого века, выдержанная в стиле модерн, например кресла с деревянными подлокотниками из тика. Стерну всегда казалось, что их купили в дешевом магазине, торгующем подержанными товарами.

– Марта, то, что моя дочь занимается тем же делом, что и я, и работает бок о бок со мной, – для меня такое же удовольствие и такая же необходимость, как дышать. Но мы оба знаем, что сил у меня остается все меньше. Я очень благодарен тебе за все то время, которое ты была здесь. Когда ты уйдешь, отойду от дел и я.

Марта какое-то время молчала, а затем холодно произнесла:

– Ты не можешь заставить меня остаться путем шантажа.

– Шантажа?

Большую часть ночи Стерн посвятил обдумыванию этого разговора с дочерью. Теперь, потрясенный, не веря собственным ушам, он тяжело опускается в кресло, стоящее напротив ее стола.

Иногда может показаться, что между отцом и дочерью происходит странное соревнование – кто более неловок, неуклюж, кого можно считать большим увальнем, кто ведет себя более глупо. В следующую секунду Марта понимает, что сегодня победителем стала она. Вскочив, она огибает стол и обнимает отца. Она из тех женщин, которые плачут по любому поводу. И вот теперь слезы катятся у нее из глаз. Чтобы промокнуть их, она размыкает руки и снимает очки для чтения.

– Пап, мне будет очень тяжело от мысли, что это я заставила тебя закрыть фирму.

– Это, конечно же, не так. Как ты правильно заметила, при желании я легко смогу объединиться с каким-нибудь более молодым партнером. Я решил, что так и сделаю, Марта.

– Пап, но что ты будешь делать, если у тебя не будет юридической практики? Я никогда даже представить себе не могла, что ты отойдешь от дел.

– Ну другие же как-то решают эту проблему? Буду много читать. Путешествовать, если здоровье позволит. Возможно, я смогу выступать в роли посредника или консультанта. Может, буду время от времени брать на бесплатной основе дела в суде в Центральном судебном офисе.

Разумеется, в действительности Стерна никогда в жизни не прельщала такая перспектива. Он вовсе не мечтал стать загруженным по горло государственным адвокатом, защищающим каких-то бродяг, которых приводят в зал суда в оранжевых комбинезонах закованными в наручники. Появление в таком месте Стерна самому ему кажется таким же бредом, как если бы в суде вдруг откуда ни возьмись материализовался Супермен в своем знаменитом плаще с капюшоном и заявил, что собирается встать на защиту Правды, Справедливости и Американского образа жизни. Впрочем, на самом деле, если бы Стерну пришло в голову выступить в суде в роли бесплатного защитника, его, вероятно, узнал бы только судья да еще кое-кто из пожилых местных служащих, но уж никак не его воображаемый клиент.

В конце концов Марта и ее отец обо всем договорились и согласовали соответствующее совместное заявление. Суть его свелась к следующему. Марта согласилась отложить свою отставку до завершения процесса по делу Пафко. После этого юридическая фирма «Стерн-энд-Стерн» должна будет закрыться. Стерн предвидел, что многие его коллеги воспримут это решение негативно. Ведь он сам часто заявлял, что не понимает, почему более или менее здоровый человек должен прекращать заниматься делом, в котором он больше всего на свете хочет преуспеть. Десять лет назад даже в худшие моменты курса химиотерапии он, не чувствуя в себе сил даже на то, чтобы встать с кресла, тем не менее оставался в своем офисе.

После того как умерла Хелен, все вокруг твердили ему, что, если брак был счастливым, тот из супругов, кто пережил другого, либо умирает в течение года, либо живет долго. Но ведь жить долго не означает жить прежней жизнью, разве не так? Даже в таком печальном случае период пересмотра жизненных ценностей и приоритетов может и должен придавать человеку дополнительную энергию. Стерн много раз так говорил. Но по ночам ему часто кажется, что он словно проваливается в какую-то пропасть, пустоту, страшную, как сама смерть. И все же он старается казаться решительным и непреклонным. Так или иначе, но для Марты и него самого судебный процесс по делу «Соединенные Штаты Америки против Пафко» станет концом юридической карьеры. Это, разумеется, резко повышает ставки – в самом разном понимании этого выражения.

– Пап, ты должен быть осторожным, – говорит Стерну Марта. – Если я правильно улавливаю настроение Сонни, она, скорее всего, полагает, что ты пытаешься надавить на нее, демонстрируя, что ты стар и сбит с толку. Она достаточно хорошо тебя знает, чтобы понять, как сильно тебе хочется, чтобы на твоем последнем процессе твоего подзащитного признали невиновным – особенно в ситуации, когда никто не верит в твою победу.

Услышав слова дочери, Стерн хочет запротестовать, но удерживается от искушения. Победа в чем-то похожа на секс – у человека всегда рано или поздно возникает желание испытать подобное снова.