– При чем тут инстинкты? Я не очень понимаю людей, которые на стриптиз ходят. Ну чего удивляешься? Девушки просто работают, потому смотреть на них - такое же сексуальное удовольствие, как любоваться на ткачих у станка или гимнасток. Надо уж очень сильно быть голодным и не видеть женщин долго, чтоб от такого в восторг приходить. Тем более, что, если поучаствовал в профосмотрах или диспансеризации - так и тем более. Это когда раздеваются именно для тебя - тогда интересно...

– Мда, профдеформация во весь рост.

– Вовсе нет. Просто опытность. Опять же если перед тобой разделись - и на этом все - как-то странно. Какая-то динам... Черт, как сказать-то правильно?

– Динамит?
– старательно помогает глумливый Енот.

– Нет. Черт, как таких женщин называют-то?

– Динамщицы - приходит на помощь Бурш.

– Вот, точно, спасибо!

– Тогда там и публичный дом будет. Чтобы не было ощущения динамчества - делает неожиданный вывод хромой вояка.

– А знаете, вполне такой объект может себя окупить. Правда обалдеть, сколько топлива потребуется.

– Электроэнергией можно заменить.

– И устроить там в январе пожар.

– Э, там вполне себе системы оповещения и пожаротушения на уровне.

Дальше начинается спор на технические темы, в которых оба моих опекуна разбираются настолько лучше меня, что я даже начинаю подремывать под воркотание спора о непонятных мне вещах.

Глава 7. Сюрв Виктор. Первое впечатление от прибывших.

Сейчас баронство смотрелось уныло. Типа карликового княжества Лихтенштейн или Сингапура, у которого название больше, чем территория. И которое существует только потому, что выгодно соседям как стиральная машина для грязных денег.

Мрак и печаль... Встряхнулся. Он - все-таки тут Главный павиан!

– Что-то вы, Мелания Пахомовна, смотрите грустно.

– А чего веселиться. Одна радость, что ты живой остался. Ох, горько мне свой дом оставлять, ох, горько... Каждый гвоздь тут свой. Думала и помру тут...

– Решили переехать?
– спросил озадаченно Виктор.

– Считаешь иначе? Тут жизнь будет течь молоком и медом?
– ехидно прищурилась старуха.

– Что-то вы расклеились от одной затрещины...

– Меня даже муж мой пальцем не тронул ни разу, а ныне всякое дерьмо плюгавое чего только себе не позволяет! И привыкать к таковому у меня охоты никак нету! Ладно, живы пока - уже хлеб. Чаю выпьешь?

– Я - с удовольствием! В глотке пересохло от такой веселухи.

Бабка привычно захлопотала. Звякнули чашки об блюдца. Да, житье богаче, конечно, стало - вон и сахар, и печенье не по счету. Почти как раньше было. А руки у бабки трясутся. Так бы не заметил, но ложка об чашку забрякала, как у джазиста - ударника мелкой дробью.

Прихлебывали молча. Виктор думал и мысли были хмурые и неприятные, как осенние тучи. И ползли так же медленно и тяжко.

– Значит говоришь, о свинках пеклись...- молвила Мелания.

– Ну, если этот выродок не наврал - то да. О них самых.

– Книжку помнится мой старый привез с Новгорода. Про клад. Золото там на острове искали. Эти. Как их... Пираты. Там еще одноногий был главарь.

– А, остров сокровищ. Читал, как же.

– Лерка. Зараза, взяла почитать и с концами. А хорошая была книжка.

– Эта что ли - с косичкой? Так я ей живо пистон пропишу - поднял глаза Витя.

– Да нет, соседка, через два дома жила. Померла уж лет пять тому. А книжку не вернула. Ладно, не тем будь помянута, мертвым ухом уже слышит. Я не о том. Вот не кажется ли тебе, Витя, что прислали нам, как тому одноногому эту самую 'черную метку'? И даже не тебе, а мне скорее...- задумчиво сказала бабка и остро, по-молодому, посмотрела в глаза.

– Не понял что-то!
– поперхнулся ароматным чаем Витя.

– Думал, один ты под боем?
– усмехнулась невесело старуха.

– Ну - да. А что, нет?

– Очень уж старательно они меня к себе звали.

– Омлета, наверное, захотелось?

– Чем плох омлет-то? И яйца всмятку. Или яичница с луком.

– Не надо, а, Мелания Пахомовна! Слюнки потекли...

– Я ведь зоотехник. Была. Потом-то такие птицефабрики громадные устроили, что куда там. Нам и не снилось, да и старая уже. Только я слыхала, что такое там творилось - нынешние спецы и не выжили, а громадины мертвые как страусы вымахали. Мне Петрович об этом рассказывал. И прямо намекал, что пора бы мне перебираться из отсюда - к ним. Дескать и курятник и все такое. Но дом-то мой - вот - и бабка обвела глазами темноватую, но чистенькую комнату.

Виктору все эти сантименты были совершенно непонятны, своего жилья у него до бункера и не было, а привыкать к съемным квартирам... Ну - нелепо. Но ехидствовать не стал. Чувствовал, хоть и твердокожий, что-то рвется в собеседнице.

– Намекнули - тонко. Только зря они со мной так. Меня муж пальцем не тронул ни разу за всю жизнь, а тут сволота засратая посмела.

Виктор удивился, что у бабки только за мужем оставлялось право ее тронуть пальцем. Вон как ее заело, аж повторяет. Хотя плюху получить от такого дерьма, как покойный сопляк Джага - да, обидно. Особенно, когда без привычки-то к издевательствам и побоям. И к тому же на ровном месте и совершенно незаслуженно. И в своем доме. А еще и больно. Как там говорилось: 'Дело не в том, что по лицу кнутом - так ведь обидно!'