Последние два дня — когда я не преследовал Айлу — я следовал за каждым шагом этого придурка. Чёрт, я считал каждый его вдох.

Его звали Зак Шерман. Но это не имело значения. Мертвым не нужны имена.

Его распорядок был как часы. Нетрудно было проскользнуть в тени его мирской жизни. Он был таким же предсказуемым, как и другие — работа, дом, сон, повтор.

Охота была опьяняющей. Трепет от осознания того, что в любую секунду я могу оказаться прямо за ним, прежде чем он даже поймет это, и перерезать ему горло, заставлял мой член твердеть. Черт, я мог бы сломать ему шею, пока он спит.

Не было смысла убивать импульсивно. Но я воздержался от убийства его никчемной задницы, пока не настало подходящее время.

И это время было сегодня вечером.

Это убийство было специально для Айлы. Я хотел подарить ей что-то особенное — то, что никто другой не мог бы ей дать. А какой подарок может быть лучше, чем отнять жизнь ради неё? А что касается сокровищ, то подарить ей кровавый букет из пальцев рук ублюдка, который её коснулся? Бесценно.

Я хотел дать ей что-то личное, то, что, я знал, она оценит, как только увидит.

Трепет предвкушения разливался по моим венам, когда я двигался к его дому. Я слился с темной улицей, как тень. Он жил в паршивом, обветшалом доме на окраине города, месте, которое отражало его сущность.

Было три часа ночи. Свет выключен. Я знал, что он уже вырубился, осушив половину содержимого пластиковой бутылки водки, которую он купил на заправке.

Его район был даже хуже, чем жилье в городе. Эти дома были превращены в дома-ловушки, и хотя в этот час снаружи были люди, они были под кайфом и пьяны, так что не могли отличить свою задницу от неба.

Я проскользнул внутрь, молча и незамеченный. Каждое движение было рассчитано, потому что я делал это много раз. Трепет охоты — убийства — был единственным, что заставляло меня чувствовать себя живым.

Это и преследование Айлы… и мастурбация на неё, пока она спала.

Я потянулся к пояснице и вытащил свое любимое оружие, выбранное на сегодня. Я прошел мимо окна и полюбовался своим ножом, когда лунный свет коснулся лезвия.

Зак лежал в центре своего жалкого матраса, тихонько похрапывая и совершенно не подозревая о зле, нависающим над ним.

На мгновение я просто наслаждался осознанием того, что убью его, что почувствую, как его кровь брызнет из яремной вены и покроет моё лицо и грудь. Мой член дернулся в предвкушении.

Я наклонился и глубоко вдохнул. Я не почувствовал обычного ужаса, который исходил от моих жертв. Вместо этого от Зака исходил запах пота, немытого тела и перегара. Я бы продлил его убийство, но хотел вернуться к Айле до того, как она проснется. Я хотел оставить для неё подарок, чтобы она могла проснуться и увидеть его.

И поэтому я сделал то, что у меня получалось лучше всего.

Первый порез был чистым, глубокий порез горла, перерезавший трахею жертвы. Веки Зака резко открылись, ужас окрасил его лицо, когда мы встретились взглядами. Я медленно ухмыльнулся и провел рукой по зияющей ране на его шее, собирая его кровь и поднося её к носу, чтобы глубоко вдохнуть.

Он открыл рот, но не мог кричать. Он резко дернулся, всё его тело очнулась ото сна, когда руки инстинктивно потянулись к его горлу. Он был гребаным месивом залитым кровью, льющейся между его пальцев.

Я думал о том, чтобы вонзить лезвие в его яремную вену, просто распилить его шею, но передумал и отступил, позволив ему утонуть в его собственной жидкости.

Я наблюдал, как он медленно умирал, смакуя, как его жизнь утекала из него в прерывистых вздохах и брызгах крови. Было что-то прекрасное, очень поэтичное в смерти человека. То, как его тело боролось за выживание, было чем-то, за чем мне никогда не надоедало наблюдать.

Как только его тело успокоилось, и он испустил последний мокрый, булькающий вздох, я принялся за работу.

Я схватил его левое безвольное запястье, и, хотя я думал о том, чтобы взять с собой свой тесак, я решил отправиться сюда налегке. Я поднял окровавленный нож и улыбнулся, когда кровь закапала с лезвия.

Нож был острым и легко прошел через кожу и мышцы. Пробраться через кость было сложнее, но я распилил её зазубренным лезвием.

Звук треска кости и вибрации, которые я чувствовал через оружие в своей руке, вызвали во мне прилив удовлетворения и удовольствия. Кровь брызгала, теплая и густая, повсюду, и мне это чертовски нравилось.