Шрифт:
Поздним вечером на чердаке «Сизой вишни»…
Проводка давно испортилась, а прихваченные из сарая жар-камни давали больше тепла, чем света. Распахнутое окошко было не в силах нивелировать их действие, из-за чего я чувствовала себя засунутой в духовку уткой, а слопанные в качестве ужина яблоки лишь добавляли сходства.
К сожалению выхода не было – в царство хлама, веками копившегося под крышей, тащить свечи рискнул бы только самоубийца, а дорогостоящего амулета ночного зрения в нашем доме не водилось. Последний разрядился еще при бабушке.
Любые изделия магов требовали своевременного ремонта и периодической подпитки, но обходились услуги волшебников дорого – непосильно дорого для нашей семьи. Вот и получилось, что из всего арсенала колдовских штучек в работоспособном состоянии остался только десяток светящихся голубых камешков, слишком мелких, чтобы заинтересовать скупщиков.
Жар-камни в принципе не портились, и хотя места их добычи были давно выработаны, а метод обработки утрачен, редкостью не считались. Ученые яростно протестовали, но самой популярной считалась версия, что это застывшая кровь драконов.
Только вот толку от красоты легенды, если в данный момент мне нужен был свет, а не отопление? Помещенные в таз камни уже почти вскипятили налитую для их активации воду, и поднимающийся над ее поверхностью пар туманом расползался по чердаку, придавая ему несколько зловещий вид. Казалось, что из-за какой-нибудь коробки вот-вот выплывет призрак. Но дожидаться утра я была просто не в состоянии, вот и приходилось перебирать залежи газетных вырезок, сидя на полу в ночной сорочке, липнущей к потному от жары телу.
Конечно, можно было перетащить стопки тетрадей, куда я год за годом старательно вклеивала статьи о знаменитостях, в свою спальню, но тогда мне пришлось бы объясняться с мамой, выселившей этот «источник пыли» из моей комнаты год назад. А так, по мнению доверчивых домочадцев, я трудилась на благо семьи, разыскивая пригодный для съемок инвентарь.
Дырявая, как сито, память была единственным моим качеством, которое не соответствовало идеальному журналисту. Увы, имена и даты, совершенно не желали храниться в голове. К счастью на лица это не распространялось – встреченного однажды людя или нелюдя я узнавала всегда и везде. В остальном же приходилось полагаться на записи.
Наконец, конечно же в самом низу самой дальней стопки, я обнаружила искомое – три пухлые тетради, посвященные кино. Сногсшибательно прекрасное лицо Феррана Истэна надменно взирало на меня уже с четвертой страницы, улыбалось фирменной ухмылкой Неуловимого Джима с шестой, посылало воздушный поцелуй с десятой – материала было много. Пожелтевшие от времени и клея листы переворачивались, а небольшой розовый блокнотик, разрисованный романтичными сердечками, пополнялся все новыми и новыми строчками…
Эльвира, заглянувшая утром на чердак в поисках «несносной девчонки», нашла меня сладко посапывающей в сундуке с прабабушкиными платьями – сил, чтобы добраться до спальни в три часа ночи у меня уже не было. Зато были длиннющий перечень и примерный план действий.
На следующий день неподалеку от «Жасминового венка»…
Напрасно я надеялась сходу приступить к претворению в жизнь своих коварных намерений и, едва продрав глаза, принеслась на съемочную площадку. Вот уже целую вечность над моей внешностью колдовали три жеманных девицы, обращавшиеся ко всем «дорогуша». Может, в их среде это считалось модным?
Минни, Ринни и Джинни, похожие, как близнецы, в своем толстослойном макияже, ползали вокруг меня сонными мухами и беспрестанно курили. Пятерка наших местных девушек, отобранных для массовки, кучковалась под раскидистым дубом и бросала на меня то злобные, то завистливые взгляды, хотя я бы с удовольствием поменялась местами с любой из них. Возглавляла этот отряд мэндиненавистниц дочка нашего мэра, что определенно не сулило ничего хорошего в будущем. Но думать я пока могла лишь об одном – о спасении из цепких лапок гримерш. И спасение пришло, но лучше бы его не было…
– Кого я вижу? – Уже за одни интонации в до боли знакомом голосе мне захотелось запустить в его обладателя томиком сценария, который помощник режиссера выдал под расписку о неразглашении. Ну или хотя бы туфлей.
– Дорогуша! – радостным хором выдохнули мигом оживившиеся «мухи», а стайка представительниц прекрасного пола Лайтхорроу прочирикала что-то приветственное и воодушевленно зашушукалась.
– Одуванчик, ты такая… ты такой Одуванчик! – явно сдерживая хохот, протянул Алекс Фрэйл.