В первую очередь отметим, что в наших боевых документах стратегического и оперативного планирования нет такой формы ведения военных действий как «Специальная военная операция». Есть маневренная война, есть война на истощение. Военные операции бывают следующих видов: наступательные, оборонительные, контрнаступательные. В военной науке ещё много всего про ведение военных и боевых действий. Про специальную военную операцию – ничего.

Почему так получилось?

Потому что Специальная военная операция – это не для Вооруженных сил (в литературе часто называем их словом «Армия»).

Вместе с тем, термин «Специальная военная операция» есть, и он предназначен для Росгвардии, а ранее – для Внутренних войск МВД России и бывших Погранвойск ФСБ России.

Военная теоретическая мысль России не удосужилась раскрыть термин «Специальная военная операция Вооруженных сил», даже после двух (!) военных компаний на Северном Кавказе. Удовлетворились лишь тем, что обе чеченские компании назвали «Контртеррористическая операция». Кстати, так же называются действия наших Вооруженных сил, направленные на разгром противника в Курской области.

По мнению авторов операции типа СВО и КТО – это не свойственные для нашей армии формы её применения.

Разумеется, найдутся те, кто обоснует такую форму использования Вооруженных сил словами из «общеполитической тематики». Не сомневаемся. Сложнее раскрыть её суть вплоть до конкретных боевых руководящих документов.

Поэтому вопрос о том, кто реально осуществлял общее руководство КТО в первую и вторую чеченскую компанию, так и не был тогда решён. На бумаге было, например, ФСБ, а реально – воинское должностное лицо Вооруженных сил. Полагаем, что и сейчас эта проблема остается актуальной.

Политические руководители, как люди гражданские, не придают значения этой проблеме. Они не понимают, насколько такой фактор влияет на весь процесс планирования и применения Вооруженных сил, допускают возможность так называемых межведомственных «компромиссов».

Наука определяет компромисс, как взаимную договоренность конфликтующих сторон, которая опирается на обоюдные уступки и стремление спор разрешить.

Не хотим быть занудными, но всё-таки, обратим внимание читателей на две составляющие компромисса:

– конфликт уже есть;

– предполагается желание сторон разрешить спор – иначе никак.

Скажем прямо, что желание разрешить спор (взять ответственность) у смежных ведомств не всегда есть. Поскольку, например, за своевременную готовность единого плана операции отвечает Генштаб, то часто формальную ответственность вынуждены брать на себя военные – так как не получается получить согласие (согласование, визу) смежного ведомства, а арбитраж как таковой полностью отсутствует.

Почему отсутствует арбитраж?

Переходим в политическую плоскость. Постараемся сделать это аккуратно и никого не обидеть.

Согласовать с соседним ведомством что-то, за что они не хотят нести формальную ответственность, возможно только на политическом уровне. Поэтому здесь всегда на передний край выходит Министр обороны.

Только Министр обороны может вынести разногласия между двумя очень сильными ведомствами выше, в случае, если коллега из соседнего ведомства не согласен с чем-то.

Полагаем, после окончания СВО, а она обязательно когда-то закончится, вопрос о том «Почему наша армия не смогла разгромить ВСУ?» встанет в полный рост и перейдёт в практическую плоскость.

Здесь будет очень сильное окно возможностей для должностных лиц Генштаба и даже некоторых командующих войсками округов раскрыть тему «разгрома» и все её составляющие.

Надеемся на это. В противном случае возникает риск того, что новые реформаторы в содружестве с коллегами из других ведомств сумеют «сгладить острые углы», сформулируют что-то очень округлое и, тем самым, узаконят такую форму как «Специальная военная операция» или придумают что-то «креативное», типа: «Специальная военная операция Вооружённых сил».

А в чём тут практический смысл или, как говорят в науке, актуальность?

Пусть уважаемый читатель задастся вопросом, кто руководил (командовал) Специальной военной операцией, например, 22 февраля 2022 года?

Американские военные эксперты считают, что с апреля 2022 года Командующим объединенной группировкой войск (сил) в районе проведения специальной военной операции был генерал армии Александр Дворников, командующий войсками Южного военного округа.

С 8 октября 2022 года Командующим объединенной группировкой войск (сил) в районе проведения специальной военной операции назначен генерал армии Сергей Суровикин, Главнокомандующий воздушно-космическими силами Российской Федерации.