Шрифт:
Выпрямившись во весь рост и раздувая грудь, Рат загородил собой Афину, высокомерно глядя на Лору сверху вниз.
Но Лора смотрела мимо него.
– Сероглазая признает своего хозяина, – заявил Рат с ноткой гнева в голосе. – Это то, что ты отказываешься делать, но ты ведь всегда была несдержанной и невоспитанной, не так ли? Маленькая негодяйка, которую нужно растоптать. Ожидание сделает это еще более сладким. С этого дня и впредь ты будешь служить мне во всем, чего я только пожелаю – ты и та девчонка из Одиссеидов. Я усажу по одной на каждое колено.
Отвращение и гнев ослепляли Лору. Ярость вспыхнула в ее крови, угрожая сжечь всякий самоконтроль.
«Сосредоточься», – приказала себе Лора. Ее план все еще мог сработать – она еще могла стравить их друг с другом.
– Значит, вы с Артемидой вступили в этот Агон, планируя расправиться с новыми богами, – продолжила Лора, сдвигаясь вправо, прочь от Рата, в сторону платформы с цистерной. – И ты подобралась ко мне, надеясь, что я отдам тебе Эгиду и помогу подобраться к новому Аполлону, чтобы убить его и, может быть, кого-то еще из новых богов, включая этого.
Теперь все это было так очевидно для Лоры.
Рат сделал вдох, из его груди вырвалось рычание, но Лора уже отмечала признаки неуверенности в его лице и в том, как он снова встал между ними, пытаясь заставить Лору смотреть на него.
– Она верна власти и признает власть во мне, – провозгласил Рат. – Даже из тебя, отвратительного, дикого маленького зверька, я мог бы вылепить что-то. Но ты умрешь так же, как и жила – как ничтожество. Беспомощная и одинокая.
«Сосредоточься», – снова подумала Лора, сопротивляясь подступающей тошноте. Ее хватка на Эгиде усилилась до ломоты в пальцах. Каждая мышца в теле кричала от напряжения, умоляя об освобождении.
Она протянула руку и незаметно нащупала выключатель на наушнике. Какую бы еще гнусность Рат ни собирался изрыгнуть, все растворилось в неестественной гулкой тишине.
Это помогло Лоре привести мысли в порядок, еще больше разжечь жажду мести в своем сердце. Она хотела, чтобы они почувствовали такую же боль. Она хотела видеть, как эти боги истекают кровью и страдают, как страдали ее младшие сестры, и молят ее о пощаде.
Афина смотрела на нее с холодной улыбкой, как будто знала все до одной мысли Лоры.
Лора понимала, чего ждет богиня – что темперамент возьмет верх, Лора сорвется и будет уничтожена той же импульсивной вспышкой, которую сама Афина помогла разжечь.
Но Лора держалась спокойно и твердо. Эгида никогда бы не дрогнула в ее руке, ни от страха, ни от гнева. Если бы ей пришлось призвать свою ненависть, чтобы уничтожить последние сомнения, это стало бы облегчением, но она не позволит ненависти обратить в пепел цель, ради которой она пришла сюда, не позволит себе поддаться эмоциям и погибнуть.
Губы Рата шевельнулись, явно отдавая приказ. За годы, проведенные в Доме Фетиды, Лора научилась читать их по губам. Он протянул к ней руку. Лора видела его сосредоточенный взгляд, торжество в глазах и поняла, что он использует свою силу. Лора притворилась, что борется с тяжестью щита, и покачнулась.
«Принеси ее мне», – звучал его голос. Но несмотря на золотую краску, парадные доспехи, несмотря на внушительность, которую создавал полумрак туннеля, Лора все равно видела перед собой старика, которым он был когда-то, восседающего на бессмысленном троне. «Дай мне Эгиду».
Его тело дрожало от возбуждения. Лора напряглась, сделав вид, что собирает волю в кулак, чтобы противостоять истощающей природе его силы. Ее лицо исказилось, выражая отчаянное сопротивление, когда она сделала шаг к нему. Когда под прикрытием Эгиды доставала фонарик из кармана.
Афина сузила глаза, слово «подожди» застыло у нее на губах, но Рат был не из тех мужчин, что слушают женщину, и бессмертие этого не изменило.
Он вытянул другую руку, блокируя Афину и почти отталкивая ее от щита, когда Лора подошла совсем близко.
«Отдай ее мне, – продолжал внушать ей Рат, протягивая руку… длинную, сильную руку… его лицо уже торжествующе сияло. – Дай это мне, дай это мне, хорошая девочка».
Она хотела ослепить его, включив фонарик на самую высокую мощность. И все же, какой бы кипящей ни была ее ярость, на мгновение она покрылась коркой льда от одних только двух слов: хорошая девочка.
Лора перевела переключатель фонарика на самый яркий луч, и оба бога отвернули свои лица.
Он больше никогда не прикоснется к ней.