— И Ниса ему тоже неинтересна, — отрешённо заявила муза, — но ты всё равно отправила их вдвоём в эту бесполезную погоню за иллюзией.

Я бесцельно глядела на стакан с водой, всё глубже погружаясь в опустошение.

Надо же было такому случиться, что и Ниса, и Руська влюбились в одного мужчину. И не в какого-нибудь, а именно в Лозовского. Любить такого, как он, занятие паршивое, со вкусом мазохизма, заведомо обречённое на практически гарантированный провал. Фируса со временем прожевала и выплюнула это губительное чувство, а вот Ниса — нет. Банши влюбилась основательно и даже увлеклась преследованиями, о чём мне, конечно же, не сказала. Но когда в твоём распоряжении тень, способная прогуляться к любому зеркалу в городе, узнавать правду о знакомых не так уж и трудно. Я надеялась, что как-нибудь вся эта ситуация сама со временем рассосётся. Не рассосалась. Пришлось убедить Лозовского сопроводить Нису в её вояже за рубеж и побыть рядом, пока она выполняет моё поручение. Подруге нужен был кто-то, кто прикроет её спину. А ещё ей нужен был Димка. Разговор с последним, правда, свёлся к угрозам и обещаниям на грани умасливания, но в итоге парень согласился. Я надеялась, что эта их совместная поездка либо положит всему, что между ними, конец, либо станет импульсом для нового начала.

— Четверо, — вдруг безразлично проговорила муза.

Я вздрогнула.

— Что?

— В твоей жизни четверо мужчин. И каждый хочет быть единственным, — муза начала перечислять, рассуждая: — Макс красивый, сильный, но слишком самовлюблённый и эгоистичный. Напоминает наглого вспыльчивого подростка, который сперва делает, потом думает. Лозовский умный, харизматичный, целеустремлённый, с ним не нужно беспокоиться ни о чём, он решит любые проблемы — и свои, и своей женщины, но ценит последнюю только до тех пор, пока она ему удобна. От неудобных он избавляется легко. Просто захлопывает перед ними дверь и забывает сразу же. Гриша — сплошная мужественность и грубое физическое воздействие. Привык всё решать кулаками, посредством старой доброй драки. Предан своим волкам и знает, что они преданы ему в ответ, верит в высокие идеалы, хоть и скрывает это, а потому ищет ту единственную и не успокоится, пока не найдёт. И последний в списке, но не в рейтинге — Даниэль. Тёмная лошадка. Я почти ничего о нём не знаю, но…

— Но? — переспросила я с подтекстом.

— Знаешь, основа любого конфликта — секс, жажда власти и чувство голода. Так считал Фрейд.

— И? — не поняла я.

— И твой жених сочетает в себе все эти три фактора. Он просто секс в чистом виде, помноженный на желание иметь господство над другими и всегда быть сытым. По нему видно, что детство было паршивым, юность — ещё хуже, поэтому сейчас он рвётся к лучшей жизни, вцепляясь в каждую подвернувшуюся возможность зубами и когтями. Наверное, это похвально, вот только с потерями он не считается.

— Боишься, что я стану следующей потерей? — с весёлой улыбкой спросила я.

— Боюсь, что он с тобой, пока ему это выгодно, — погрустнела муза. — Если предать тебя принесёт больше пользы, чем защитить, он сделает это не задумываясь.

— Знаю, — после короткой заминки согласилась я, — но на данном этапе я ему нужна. И намерена воспользоваться этим.

— Думаешь, то, что сказал Гриша — правда? Его желание быть с тобой — это чисто физическое влечение, вызванное твоим ранением? И ты просто что-то вроде лани, выскользнувшей из его зубов в последний момент? Ты выжила. И он больше не хочет тебя добивать. Теперь он просто… хочет.

— Не знаю, — пожала я плечами, ответив честно. — Но не вижу причин, по которым он бы стал лгать о таком.

Тяжело встав, подошла к плите, выключила огонь и потянулась к тарелке. Взялась за край фаянсовой посуды, но пальцы дрогнули и не удержали. Тарелка скользнула вниз, ударилась о край раковины и раскололась на куски.

— Чёрт, — прошипела я.

— Да уж, — недовольно прокомментировала Фируса. — Не знаю, что с тобой, но покойнички в последней стадии разложения пободрее тебя выглядят.

— Я тоже не знаю, что со мной, — буркнула я в ответ.

— А ещё ты напугала птицу! — сообщила муза, вытянутой рукой указав на какаду в клетке, который досрочно закончил гигиенические процедуры и теперь нервно топтался на жёрдочке, раскрывая и складывая обратно белые крылья, потряхивая распушившимся жёлтым хохолком.

Словно в подтверждение слов музы, попугай Нисы издал резкий неприятный звук, от которого заломило в висках.

Схватившись за голову, я едва не заорала:

— Что это за вопли?!

— Я же говорила, какаду — болтливые, — спокойно заметила Руська, дождавшись, пока взбесившийся пернатый закончит голосить. Кажется, за время тесного сожительства с Чириком муза успела познать дзен и увеличить запас невозмутимости.

Попугай вновь заорал.

— Это не похоже на речь! — не выдержав, я метнулась в комнату за пледом, чтобы накрыть им клетку.

— Да, это похоже на звук дверного звонка, — поделилась наблюдениями подруга, задумчиво потирая подбородок.

Как только ткань накрыла клетку, вопли сразу же прекратились. Птица умолкла, и теперь в тишине кухни раздавались лишь недовольные щелчки клювом.

— Он будет так надрываться каждый раз? — с ужасом спросила я, оценивая перспективу заработать себе нервный тик и стать первой лысой нереидой.

— Вообще-то, — на лице музы появилось стервозное выражение, — какаду очень тонко чувствующие птицы, и им нужно внимание. Так что, вот так, — пальчиком с дорогим маникюром Руська обвела в воздухе плед, — советую делать в первый и последний раз. Иначе он обидится. Это все равно, что кошку запереть в шкафу из-за того, что она мяукает!

— Ты сказала, что какаду разговаривают, но этот-то просто орёт!