— В Советскую, шеф? — вопросительно посмотрел на меня Руля, который теперь водил мою машину вместо Коляна. Он понял ситуацию сразу, но в этот раз я смог его удивить. Он даже брови поднял в изумлении, когда услышал приказ.

— В Думу! — неожиданно сам для себя ответил я. В моей перегретой от напряжения башке молнией пронеслась одна дельная мыслишка, которую нужно было реализовать немедленно. Тут сложная игра намечалась, сразу на нескольких досках. Ну что же, сыграем…

Я шел по коридору, провожаемый долгими, крайне задумчивыми взглядами товарищей, который были в теме. Таких пока немного, но это лишь вопрос времени. Они со мной даже здоровались издалека, спешно делая вид, что вспомнили нечто важное, и им срочно нужно вернуться. Короче, от меня бежали как от зачумленного, словно боясь заразиться. И в первую очередь бежали те, кто еще совсем недавно искал моей дружбы и пытался влезть в общие темы. Да и в жопу их. Балласт.

— Серег, на минуту, — я поймал за рукав депутата Скорочкина, коллегу по фракции.

— Чего тебе? — не на шутку напрягся тот.

Мы с ним знакомы шапочно и общих дел не имели. Человек он был своеобразный, а его способ занять свое место в крупном бизнесе умные люди совершенно искренне считали суицидальным. На что я парень отчаянный, но Скорочкин оказался отбитым на всю голову. Через три месяца он расстреляет из окна своей Волги двух человек, а Госдума так и не снимет с него неприкосновенность. Восемнадцать пуль из Калаша и убитая женщина — не основание для столь жестких санкций в отношении народного избранника. Скорочкин продавал паленую водку, и будучи номинальным владельцем бизнеса каких-то серьезных товарищей с Северного Кавказа, умудрился кинуть своих хозяев, когда они сели в тюрьму — собственно с одним из них я и чалился, от него всю историю и узнал.

Все закончилось ожидаемо. Товарищи вышли и потребовали свое имущество назад, а когда целый депутат Государственной Думы им гордо отказал, нашпиговали его в ответ свинцом. Громкая была история. Я еще в ТОЙ жизни хохотал над ней, поражаясь могучему интеллекту и абсолютной безбашенности отдельных представителей молодого российского бизнеса. Впрочем, ему оставалось жить еще целый год, так пусть хоть какую-то пользу за это время принесет.

— Разговор есть, — потащил я его к себе в кабинет.

Глобус-бар раскрыл свою дорогостоящую утробу, и в стаканах заплескался двенадцатилетний вискарь, который избранник народа и либеральный демократ втянул в себя одним глотком. Он выжидательно посмотрел на меня.

— Тут, Сергей, слухи всякие нехорошие хотят, — начал было он, но я его перебил.

— Да! Да! Есть проблемы по бизнесу, и они решаются, — отмахнулся я от него. — Не забивай себе голову, это мелочи. Для тебя есть тема на серьезные бабки.

— Говори! — депутат сделал стойку, сразу став похожим на охотничью собаку, почуявшую дичь. Деньги он любил самозабвенно, даже больше, чем телок, внезапно свалившуюся на него власть и абсолютную безнаказанность.

— Ты сегодня же подашь предложение об амнистии участников октябрьских событий. Документ уже готов.

Никакого проекта амнистии у меня еще не было, на Хакамун быстро его слепит. Зря, что ли я ее «прикармливал»?

— А чего сам не подашь? — несказанно удивился тот, ожидая от меня всего, что угодно, но только не этого. Где Хлыст и где политика…

— Потому что десять тысяч, — ответил я — Само собой, вечнозеленых.

— Двадцать, — наморщил лоб интеллектуальный титан, любитель пострелять по людям и публичного секса с пионерками. У данного политика были свои представления о том, как нужно отдыхать. Он был легендой родного Зарайска.

— Не льсти себе. — усмехнулся я. — За двадцать я этот вопрос с людьми повыше тебя решу. Например, с замами Рыбкина. Твоя такса — десять, не больше. Но если пробьешь голосование на этой неделе, так и быть, дам пятнашку, — неожиданно смягчился я.

— А тебе зачем это надо? — подозрительно посмотрел он на меня. — На тебя же представление пришло о снятии неприкосновенности. Тебе что, заняться больше нечем? Я бы на твоем месте уже билеты бронировал.

Скорочкин подмигнул мне, словно давая понять, что он со мной в этот нелегкий час.

— Пятнадцать тысяч сами в карман не упадут! Иди работай! — похлопал я его по плечу и показал на выход из кабинета. Мне нужно спешить. Тут уже знают, что я заявился, а значит, надо смыться раньше, чем меня утащат к Вольфовичу. Там я точно пятнашкой не отделаюсь. Говорить с такой акулой можно только, если имеешь сильную позицию. А ее-то у меня как раз и нет.

— Теперь-то в Советскую, босс? — спросил Руля, как только я вышел из Думы. Молча кивнул, закуривая сигарету. Рука подрагивала, но в пределах нормы. Я вывезу. Не такие истории разруливал.

Проблему со Штырем надо решать срочно, но вопрос с прокуратурой не менее важен. Депутатская неприкосновенность нужна мне как воздух. Они хотят поиграть со мной, ну что же… Поиграем! Я создам генеральному прокурору проблемы там, где он их не ждет. Он, по слухам, вполне порядочный и принципиальный мужик, и в этом его слабость. Если Дума примет постановление об амнистии для участников октябрьских событий, он не станет его блокировать. А вот Борис Николаевич и его окружение, напротив, придут в неописуемую ярость. Они его за это просто сожрут. Да… Генпрокурору Казаннику настанет конец, а пока назначат следующего, да пока тот вникнет в дела, я много чего успею сделать. Так много, что новый человек придет на пепелище вместо готового уголовного дела. Если вопрос нельзя решить деньгами, то его можно решить большими деньгами.