– Долгая реабилитация? – эхом повторила я.

Это же конец. Конец всему. Никто не будет ждать, пока я приду в норму. Да и приду ли вообще?

– Но это не все, – продолжил отец Назара. – В СМИ разлетелась информация о том, что тебе помогли попасть на первенство. Разразился скандал. И результаты твои обнулили.

– Как обнулили? – задохнулась я от обиды. – Я честно заслужила свое место. Свою медаль...

Лицо мужчины оставалось бесстрастным, синие глаза холодными и отстраненными.

– Нет больше медали. Ее отдали той, кто занял третье место. Твои действия порочат честь федерации, поэтому тебя дисквалифицировали.

– Мои действия?! – возмутилась я. – Это были ваши действия. Вы это сделали специально, а теперь сами же все рассказали. Может это вы мне и иголку подложили?

Назар был прав во всем. А я дура! Нужно было послать этот чемпионат, эти глупые мечты и улететь с ним. Это все пшик, воздух, а наша любовь была настоящей...

– Не забывайся, девочка! – рявкнул он. – Лучше забейся подальше и не отсвечивай, может тогда станешь тренером где-то в глубинке.

– Вы ...чудовище, – прошептала в неверии.

– А ты неудачница и будущий инвалид. Неловко упавшая фигуристка, чье имя забудут завтра же. Несчастный случай. Так бывает.

Он смотрел на меня как на червя или таракана. Столько брезгливости и ненависти было в его глазах. Наклонившись ближе, отец Назара прошептал с угрозой:

– Каждый должен быть на своем месте. И помни всегда, где твоё. А вот Назара забудь и может быть тогда, я оплачу твоё лечение и помогу с работой.

– Вы за это ответите. Я вам обещаю, – прошипела в его наглое лицо. – И засуньте себе в жопу свои деньги и помощь.

– Ну и дура, – рассмеялся он, отстраняясь. – Лежи овощем. Пошли, Ира.

Тренер не спорила и не вмешивалась, безропотно последовала за ним. Оставляя меня одну.

Я все потеряла и всего лишилась. Но самое главное, оттолкнула от себя Назара...

Я окончательно сломалась, утопая в одиночестве и жалости к себе. Мне хотелось кричать, яростно орать о несправедливости жизни. Но все, что я могла это лежать и смотреть в окно. Родители никак не могли меня вытащить из этой пропасти.

Все потеряло краски и смысл. Ничего больше не хотелось.

Безликие белые стены больничной палаты, казалось, отражали ту пустоту, которую я чувствовала внутри. Лежала на кровати и смотрела безучастно в окно на яркое небо. Но даже тепло солнца не радовало.

Мое тело, когда -то натренированное и сильное, теперь стало сломанной, опустошенной оболочкой. Я очень сильно похудела. При моем росте, вес в сорок восемь килограмм был уже критичным. Но еда в меня не лезла, я просто ничего не хотела.

Мама сидела рядом с моей кроватью, ее обычно живые, полные блеска глаза потухли. В них плескалась печаль и беспокойство. В руках у нее была тарелка с супом, его аромат, не будил во мне аппетит, а напротив вызывал тошноту.

– Дашуль, пожалуйста, – прошептала она с мольбой. – Поешь хоть немного. Ты и так истощена. Совсем похудела. Чего ты добиваешься?

– Я не хочу, – сипло произнесла в ответ. Голос мой был слабым, нездоровым, лишенным жизни.

Вздохнув, она поставила тарелку на тумбочку и достав платок из кармана, вытерла слезы, скопившиеся в уголках ее глаз.

– Ты должна есть, – с надломом проговорила она, – Иначе, как поправишься и встанешь?

Я понимала ее, но ничего не могла поделать с собой. Мне было плевать на свое здоровье, на будущее. Я не выполняла предписаний врачей, не занималась с реабилитологом и не ела.

Я лишилась всего. Любимого человека, своей мечты. Мое тело меня не слушалось. Имя мое смешали с грязью. Просто взяли и сломали меня.

– Посмотри какой вкусный суп, – уговаривала мама, осторожно положив свою руку на мою. – Я утром варила. Как ты любишь, с клёцками. Дашенька, тебе нужно набраться сил, чтобы встать, чтобы идти дальше.

– Я устала, мама, – прошептала я в отчаянье. – Я так устала... Можно просто оставить меня в покое?

Меня и правда вымотали постоянные мотивирующие речи. Бесконечный поток врачей и медсестер. Их хмурые брови, предположения, новые диагнозы и курсы лечения.

Я устала от вопросов, взглядов полных жалости, шепота и пересудов за моей спиной. От постоянного напоминания о моей травме и печальных прогнозах, о дисквалификации. Так хотелось исчезнуть, раствориться.

– Я знаю, родная, – произнесла она с болью. – Но ты не можешь сдаться. Ты должна бороться. Для себя, для тех кто тебя любит.