– Бакланы - город,- поправила я.- Там строится порт. Имеется большой рыбокомбинат, консервные заводы. Кирпичный завод. Маяк. Школы. Техникумы.

– У Ренаты Алексеевны очень сложная судьба,- серьезно продолжал Арсений Петрович.- Она коренная москвичка. На Камчатку уехала за своим первым мужем, известным биологом профессором Щегловым. Ее сыну тогда и года не исполнилось. Теперь он уже кандидат наук, продолжатель дела отца и матери. Начал он с биологии моря. Но путь, которым он шел, привел его к океанологии. Сейчас он занимается течениями. Его работы известны у нас и за рубежом. Большой умница! Теоретические работы подкрепляются такими оригинальными, своеобразными экспериментальными данными, что диву даешься. Д-да...

Так вот, после смерти профессора Щеглова заведование экспериментальной станцией перешло к Ренате Алексеевне. Сначала она не могла выехать, потому что хотела закончить научный труд мужа. Но через несколько лет она вышла замуж вторично, за коренного камчадала. Коряка. У них дочь таких лет, как Марфенька.

– Какая хорошая женщина!
– воскликнула я.- Как вы меня обрадовали, Арсений Петрович! Неужели я буду у нее работать? Вот повезло! Спасибо!

Аннета Георгиевна мрачно взглянула на часы, и я попрощалась. Сережа пошел меня провожать.

– Ты не обижайся,- буркнул Сергей,- что мы с отцом не избавили тебя от всей этой трепотни.

– Нет, что ты... Но скажи мне... Ты вернулся бы в институт, если б я... если б мы...

– Поженились? Конечно. Только не в свой институт. Я бы учился вместе с тобой.

– Почему?

– Чтоб тебе помогать, глупышка.

– Неужели тебе все равно, где учиться? Не понимаю.

– Чего ж тут не понять. Вот этот океанолог Щеглов, о котором рассказывал отец... Он ученый по призванию. Наука для него - все! Такие люди, если и получают всякие звания, то не ради того, что это звание даст им материально, а ради лаборатории, ради научно-исследовательского судна, чтоб легче было двигать вперед обожаемую ими науку. Понимаешь? А у меня нет призвания к науке. Будь уверена, что, окончи я институт, мать стала бы настаивать на аспирантуре. А слушай я ее, так она заставила бы меня защищать кандидатскую, а там и докторскую.

– Разве можно стать доктором наук, если нет призвания к науке?

– Сколько угодно! Было бы желание. Ну, и терпение, усидчивость, память, честолюбие. Все это есть у моей матери. Но я - не она.

– Ты очень способный, это еще в школе все знали.

– Просто у меня хорошая память. Но больше всего на свете я люблю читать. Растянуться на кровати с хорошей книгой в руках и читать. Я люблю театр, люблю музыку, но читать я люблю больше всего на свете. Работа таксиста дает мне достаточный заработок - потребности у меня скромные - и возможность читать в свободное от дежурств время. Интересно вот что, обрати внимание: в школе нам внушали, что всякая работа почетна. Но когда я предпочел стать шофером, а не инженером, то не только родители, но и учителя ужаснулись. Почему?

– Черт знает почему!
– пробормотала я сконфуженно.

– Я, Марфенька, люблю Москву. Люблю колесить по ней в своем такси. А в свободное время я читаю. Большего наслаждения для меня нет. Особенно фантастику. Ты ведь тоже любишь читать.

– Да, люблю. Но я еще хочу повидать далекие края. Океан. Поработать с настоящими учеными.

– Ты мне будешь писать, Марфенька?

– Буду. Обязательно. И тебе и Августине. Я обещала Августине писать ей через день.

– А я буду заходить к ней... через день...

– Спасибо, Сережа. Ей будет не так одиноко.

На другой день, только что мы с Августиной пообедали, позвонил Арсений Петрович и попросил разрешения зайти к нам с одной девушкой. Он хотел нас познакомить.

Августина бросилась готовить чай, а я наскоро прибрала в комнате. Сами знаете, какой раскрардаш, когда собираются уезжать.

Видимо, Козырев звонил из автомата, так как они явились очень скоро.

...Рядом с улыбающимся Арсением Петровичем стояла крепкая, загорелая девушка в спортивном полотняном платье до колен и с доброжелательным любопытством смотрела на меня. У нее были неулыбчивые, косо посаженные темные глаза, чуть приплюснутый нос, детски припухлые губы. Прямые черные волосы, зачесанные назад, свободно и густо падали на плечи. В смугловатом лице ее даже при первом взгляде чувствовалась какая-то загадочность. Уверенно и спокойно ступала по земле Рената Тутава, ничего и никого не боясь, сама естественность, безыскусственность и... сложность. В ней чувствовалась скрытая сила, упорство, ум наравне со способностью страдать и сострадать. Чувствовалась неповторимая индивидуальность, богатый духовный мир, и, хотя впервые видела ее, почему-то я поняла, сразу поверила безоговорочно: она талантливый человек. Сильное впечатление произвела на меня Рената Тутава.

Молчаливое и восхищенное рассматривание явно затянулось. Рената вдруг улыбнулась, и до чего же эта внезапная улыбка преобразила ее лицо. Столько в нем проявилось доверчивости, доброты и доброй усмешливости.

– Надеюсь, что вы подружитесь,- сказал Арсений Петрович, садясь в кресло, которое ему услужливо пододвинула Августина.

– Дочка Ренаты Алексеевны Щегловой,- сообщил он с укоризной,- чуть не месяц в Москве и вот объявилась только теперь.

– Экзамены были у меня,- пояснила Рената,- я сдавала в художественный институт. Даже Москву не посмотрела еще.

У нее был удивительный тембр голоса, низкий и чистый. Необыкновенно выразительный. Если бы она сдавала в театральный, то за один голос ее должны были бы принять.

Я переспросила: куда именно она сдавала?

– На отделение живописи... Имени Сурикова. Станковая и монументальная живопись.

– Туда ведь очень трудно попасть,- ужаснулась я.

– Принята. Узнала сегодня утром.

– Реночка привезла с собой много работ - этюды, портреты, пейзажи,сказал Арсений Петрович.- Педагоги в восторг пришли.