Илай резко обернулся, так и не подвязав толком штанов.

– Ребят, вы чего, – округлил он глаза, увидев городовых. – Я ж свой, а дама, – он указал пальцем через плечо, – меня и не видела.

– Именем губернатора, – еще громче заголосил служивый, – за осквернение памятника светлой княгине Рогнеде Милорадовой…

Запахло настоящими неприятностями.

– …под суд!

Пока Илай из последних сил воевал со штанами, его ловко схватили под локти, а ткань предательски упала до самых колен, стреножив Янтаря.

«Диа…» – только и успел он позвать неслышным голосом, как на его хребет обрушилось что-то тяжелое.

Диана оторвала щеку от липкой столешницы. В черепной коробке противно свербело, как будто перышком пощекотали.

– Олух заблудился, – рассеянно почесав макушку, проворчала она и набросила на плечи плащ. И добавила, будто обращаясь к брату: – Иду, иду.

К счастью, пирушка была за чужой счет, а потому Диана только махнула трактирщику на прощание и вышла в темноту. Привычный запах Илая еще висел в воздухе, хоть и приправленный медом, сыром и смазанный ольфакторными следами других выпивох.

Охотница повела носом, приподняв окуляры.

– Конечно же, он свернул направо…

Вскоре она вышла на небольшую площадь с памятником. Диана сморщилась.

– Точно кошкан, а. Пометил, – фыркнула она.

Но в следующий же миг напряглась.

Оружейная смазка. Дубленая кожа. Мокрая шерсть зимней униформы с бараньим воротником.

Усмирив сердцебиение, Диана опустила голову. Вдохи. Каждый последующий глубже предыдущего. Как перед погружением в воду. В прорубь с неясными тенями. Она медленно сняла окуляры и спрятала в карман мундира.

Площадь ожила.

Три фигуры. Брата застали врасплох. Вырубили точным ударом по хребтине. Потащили прочь. Совсем недавно.

Охотница ускорила шаг, следуя за полупрозрачными силуэтами и не забывая отслеживать запахи, улавливать все звуки.

Два мерина, совсем новая ось. Солома. Цепь с замком, ключ провернулся без скрипа. В этом городе хорошо следят за всем и за всеми. Клетка. Припав к земле, она без труда увидела в темноте следы копыт и полосы, оставшиеся от колес.

Они были здесь всего три с половиной минуты назад, могли ли отъехать далеко? Диана перешла на размашистый бег.

Улица, поворот, переулок. Еще улица. Почему никак не догнать?

Вдруг она остановилась. Перед ней были ворота с высокой каменной стеной. Верх стены венчали заостренные прутья.

Перед воротами стояли вооруженные новейшими винтовками стражи, а рядом красовалась медная табличка, явно начищенная до блеска песком: «Узилище Букавы. Безгрешных здесь нет».

«Дело плохо», – безошибочно определила Диана и тихо отступила в темноту.

Собравшись с мыслями, она сперва обратилась к стражам, что стояли у ворот. Те ожидаемо ощетинились и сообщили, что никого пущать не велено, что с арестантами никаких свиданий, и вообще гуляй-ка, девонька, пока сама вольна. Первым порывом было раскидать эту братию, но Диана решила не усугублять ситуацию, не разобравшись. Уже не раз она заваривала кашу, которую приходилось потом расхлебывать, причем не ей одной, а оставить Илая без помощи не могла. Что будет, если и ее сумеют упрятать за решетку? Здесь, в этой до крайности подозрительной Букаве, они только вдвоем. Или же нет?

Бегом вернувшись в замок – путь в пару верст занял у нее минут десять, – она застала Дусю на кухне. Та штопала у потухшего очага нечто, смахивающее на шерстяные панталоны, судя по всему мужские.

– Явились не запылились, – проворчала голем и перекусила нитку. – Обожди, а где братец твой оглашенный?

– В тюрьме, – выдохнула Диана и приложилась к оловянному кувшину с ключевой водой. После бега горло пересохло. Опустошив сосуд, она тут же наполнила его повторно из бочки.

– И что он там делает? – поинтересовалась Дуся, складывая графские панталоны шовчик к шовчику.

– Судя по всему, лежит в камере без сознания.

– Эво как! Ну, значит, поделом.

– Поделом – не поделом, мне разницы нет. Как вызволить его?

Она сама не ожидала от себя, что способна так волноваться за пустоголового братца. Раньше за всех, да и за нее тоже, переживала Норма, Диана себя подобным не утруждала. А тут – поди ж ты! – аж в груди сдавило.

– Можа, его поутру выпустят, ежели расколотил что во хмелю. – Дуся пожала плечами и взяла из корзины новую тряпицу на штопку. – Или кумпенсацию затребуют.

«Компенсацию им! – разозлилась Диана. – А ежели мы без гроша?»

– Или казню проведут, ежели что похуже учинил, – как ни в чем не бывало продолжила голем.

Малахит подавилась новым глотком студеной воды. Каменная горничная участливо треснула ее по спине.

– Что ж ты, сердешная, убиваешься… Я ж толком не ведаю, мы с Феофаном Платоновичем к делам города непричастны. Там все ладно да гладко, по улицам ни татей, ни девок непотребных не бродит. Местный городничий, знамо, все сам управляется. Одна благость.