Так и нашла коса имени меня на камень имени его. Ибо нечего ему было хвастать, что именно при нём был заложен и спущен на воду сильнейший броненосный крейсер «Рюрик».

Я, конечно, не моряк от слова «совершенно». Но кое-что читал в своей жизни и помнил. Ну и прошёлся паровым катком по тому крейсеру, которым он гордился. А после взял и накидал за пять минут эскиз того, каким должен быть броненосный крейсер.

Не исторический «Рюрик» за номером два у меня, конечно, получился. Скорее вариация на тему его скрещивания с немецким линкором «Бисмарк» времен Второй мировой. То есть с четырьмя линейно-возвышенными башнями в оконечностях.

И понеслось…

Ух, как мы с ним друг на друга рычали! Я, мол, мелочь пузатая, что ничего не может понимать в кораблестроении. А он древнючий динозавр, чьё зрение уже совсем не то. Это надо было видеть!

Кстати, хорошо, что моя мама не видела! Ни ей обмороков от осознания столь недостойного поведения любимого чада по отношению к столь уважаемому человеку, ни мне красной от приложения розог пятой точки. Практически всем хорошо!

Во второй раз мы с ним лично повстречались лишь год спустя, когда приехали представлять свою уже многочисленную продукцию на ярмарку в Нижний Новгород.

— Ну что, малёк крикливый, давай, показывай, что вы там понаделали. Надеюсь, я не буду огорчён тем, что у вас в конечном итоге получилось. Всё же столько сил пришлось на вас потратить. Аж вспоминать не хочется! — Это он сам подошёл к стенду нашего завода, стоило нам только начать обустраиваться на выделенном месте. Сам! Показатель, однако! Чтоб вы понимали, губернатор Нижнего Новгорода не чурался его компании, то и дело зазывая на совместные обеды. А мы так. Простые заводчики. Одни из очень многих. Причём далеко не самые именитые и далеко не самые богатые. Даже без собственного павильона тут, как некоторые. Голытьба! Пусть и столичная.

— Извольте, Михаил Ильич, — до невозможности вежливо и официально, склонил я голову и простёр руку в сторону выкаченного из огромного деревянного ящика и пока прикрытого брезентовым чехлом автомобиля. Всё в этом моём поведении было настолько «приторно», что мне аж самому захотелось сплюнуть. А этот нет, как раз счёл всё это должным поведением с моей стороны. У-у-у! Слепошарый динозавр! Но с такими связями и с такой репутацией, до которых мне ещё расти, расти и расти. В общем, нужный и полезный слепошарый динозавр.

— Однако! — не смог сдержать эмоций господин Кази, стоило только прибывшим с нами рабочим по моей отмашке аккуратно сдернуть чехол с итога наших с отцом трудов последнего года. — Какая поразительная роскошь!

Это да. Натертый до блеска чёрный лак кузова и ничуть не хуже натёртая бронза прочих внешних элементов декора, в которых можно легко увидеть своё отражение.

Уж как мы тряслись над этой машиной в пути, чтобы её нигде не поцарапали и уж тем более нигде не уронили. Вспоминать страшно! Наверное, родители так надо мною ни разу не тряслись за всю мою жизнь, как мы с отцом оберегали наше претворённое в металле детище.

И да. Только наше. Фрезе отказался вкладываться равными долями, когда мы принесли ему детальный расчёт себестоимости изготовления разработанного нами лимузина. К такой цифре он был явно не готов. Я ведь пустил на это дело все выделенные мне средства, включая даже те, что получил в качестве компенсации за погибший в огне Бенц-Вело. И то этого хватило лишь на производство шасси. Кузов отдельно проспонсировал отец, отдав за него ещё пятнадцать тысяч рублей золотом. Пятнадцать тысяч, ё-моё! Аж вслух произносить такое страшно!

Почему вышло так безумно дорого? Так я не стал размениваться на всякую мелочь и с самого начала задрал планку, нацелившись застолбить за собой тот рынок, что когда-то в будущем подгребли под себя Роллс-Ройс, Деланье-Белльвиль, Испано-Сюиза и десятки прочих.

Почему задрал планку? Да потому что в итоге у нас получилось нечто сильно смахивающее на Роллс-Ройс «Фантом» первой серии. А это уже дизайн середины 1920-х годов! Натуральный космический корабль по нынешним временам так-то! Каждую панель кузова простукивали киянками по деревянным моделям, выполненным в натуральную величину, а после долго и упорно лудили и шлифовали! Вообще всё в этом автомобиле являлось ручной работой, для выполнения которой мы нанимали исключительно слесарей-инструментальщиков, поскольку дорабатывалось исключительно вручную. Станки покуда не дотягивали до требуемой точности подгонки.

— Прошу, господин Кази! — обойдя машину, я открыл для него правую переднюю дверь, предлагая занять место пассажира. И да, я сразу сделал ставку на размещение руля слева, чтобы потом не пришлось переделывать.

Мне-то понятно, отчего поначалу руль на автомобилях располагался в основном справа. Так и парковаться у бордюра сильно легче и водителю безопасней покидать машину, чтобы осмотреть двигатель. А покидать машину приходилось часто. Техника-то в первые десятилетия была сырая, нередко начинала «капризничать» прямо в пути. Вот и приходилось шоферам то и дело вылезать из-за руля, да нырять с головой под капот. А некоторые вовсе ездили в компании с механиками сразу. Особенно такси поначалу.