Рядили. Спорили. Договорились. Через ещё два его приезда. Дион, который де, и без Бутона пересчитывает наши механизмы на метрический лад и начинает ими всеми заваливать рынок Европы, давя там всех конкурентов, как каток лягушек. Он ведь и так всё больше зарабатывал там у себя во Франциях с продаж движков другим, а не машин готовых. Теперь же будет продавать достойные движки, а не те позорища, что прежде. Ну и отстёгивать нам законный процент. Немалый! Речь так-то идёт о цифре в 20 тысяч двигателей ежегодно! Минимум! А в перспективе ближайших 10 лет и все 50, если не 100! Плюс трактора, конечно. Которые надо где-то делать.

Вот именно через него мы и влезли в очень правильное дело. Хоть усмейся иль уписайся со смеху, вон как оно бывает в жизни! «Санкт-Петербургский частный коммерческий банк» находится здесь же, в столице Российской империи, как и мы, грешные. А выйти на его верхушку именно по интересующему нас делу мы смогли лишь через Париж. Точнее через де Диона, который в своей стране являлся не только очень состоятельным, но и очень публичным человеком. Недавно даже отсидел 15 суток в тюряге за то, что огрел президента Франции прямо тростью и прямо по голове. Случился у них вот диспут аж на целом стадионе. И огрел! Может себе позволить человек! И при этом не потерять своих позиций в бизнесе!

В общем, он там через свои связи пошебуршал и предоставил нам на обозрение месье Буэ. И нет, это не меня сейчас стошнило. Это, блин, фамилия такая у человека. Буэ! Капец! Господи, спасибо, что мы Яковлевы! Хрен докопаешься! Зато зовут Филипп! И хорошо, что не Киркоров. Последнего сейчас не поняли бы совершенно, да и забили бы камнями сгоряча.

Так этот вот Филипп Буэ искал бабло активно. Бабло, которого катастрофически недоставало новейшему «Харьковскому паровозостроительному заводу», где он числился одним из трёх директоров правления, а также главным по тарелочкам — то бишь, ведущим специалистом по производственному оборудованию, которое и поставлял в Харьков со своего собственного завода во Франции, потихоньку налаживая его импортозамещение на месте.

Хорошо устроился мужик, короче. Так он думал. Покуда ему свои же французские товарищи, из тех, что вместе с бельгийцами через банки контролировали почти всю металлургию на юге России, не устроили козью морду, прокинув с нормальными ценами на сырьё и вообще с поставками оного сырья.

В России так-то с самого начала 1899 года разрастался экономический кризис. Но вместо того, чтобы сбавить цены на свою продукцию из-за перепроизводства, все монополисты ринулись, наоборот, создавать товарный дефицит на рынке, при этом удерживая у себя громадные запасы. Лишь бы только цена внутри страны не рухнула настолько, что и привозные чугуны со сталями окажутся не конкурентами российским. Они ведь с неё, с этой самой завышенной цены, кормятся вместе с торговыми посредниками и банкирами своими забугорными.

Но чтобы удерживать такие запасы — читай громадные замороженные деньги, нужны дешёвые кредиты на продолжение собственно самого производства. А их нет! Вот вообще! Лишь дорогие имеются, которые не сильно интересны. Так уже ближе к середине лета появился искусственный дефицит на рынке металла и угля. Тут уже не о получении прибылей с русского завода, тут уже о сбережении своих личных карманов пришлось задуматься месье Буэ. Вот дал ведь Бог фамилию бедняге.

И плюс столичные банкиры из числа главных вкладчиков ХПЗ сказали резко — «Тпру-у-у! Стоять родная! Какие такие деньги? Завод построен, денег нет, работайте и не просите лишнего. А лучше сами начинайте приносить в клювике весёлые фунты. Для того вас, собственно, и создавали, чтобы это вы денежку давали, да побольше, а не мы расходовали на вас что-то постоянно.»

Короче, оказалось, что у банкиров тоже всё не слава Богу в этом их «Санкт-Петербургском частном коммерческом банке». Больно уж много бабла они ссудили всяким биржевым махинаторам и спекулянтам, чтобы поживиться на, соответственно, биржевых махинациях и биржевых спекуляциях. А тут война! Точнее кризис! Настоящий! И денежки тю-тю. С концами. Нетути их более.

Пошла волна банкротств и лопания мыльных пузырей, которых было очень много. Прям очень, очень, очень много. Плюс также люди постепенно потянулись за своими денежками в банки, логично предположив, что в такой ситуации стеклянная банка под кроватью — она надёжней будет какого-то там учреждения финансов. Пусть даже с гордым наименованием.

Нет. Банк мы не купили. Кто бы нам позволил? Частный он, конечно, частный. Но, тут политика! Понимать надо! Зато купили долю в РПиМО! Немалую! Аж четверть! Ту, что прежде принадлежала директору Санкт-Петербургского биржевого комитета, денежки на которую он взял в самом банке, в котором тогда числился членом правления.

Тогда и числился — в прошедшем времени не просто так. Скончался он скоропостижно. Еще в 98 году. Когда пораньше многих понял, что грядёт на управляемой им бирже. Сам или помогли — кто его знает. Главное, что долг перед банком наследники закрыли быстро путём сдачи в него своих акций «Русского Паровозостроительного и Механического акционерного общества». То есть РПиМО, который на 100% владел ХПЗ.

С одной стороны — весьма ценный актив для банка и банкиров, так как завод имел твёрдый государственный заказ на паровозы ещё на 4 года вперед. Да и вдобавок пара членов правления имели в РПиМО свои немалые доли — аж 50% в сумме. С другой же стороны — банк им был куда ценнее предприятия. Банкиры же! Привыкли только денежки считать! И неважно с чего они получены.

А тут случился грандиозный кассовый разрыв и утрата ликвидности. Так это, вроде, прозывается у них, у жуликов из банков. Срочно, вот прямо сейчас, понадобились наличные средства.