ЕСЛИ ОКАЗАНО ДОВЕРИЕ…

В праздничный день, 2 мая 1965 года, Алексея Калашникова навестил его бывший приятель по школе Владимир Иванишко. Встреча друзей была радостной. Было о чем поговорить. Иванишко учился в профессионально-техническом училище, готовящем поваров для судов дальнего плавания, Калашников оканчивал одиннадцатилетку и собирался стать военным моряком. «Пойду в высшее военно-морское инженерное…» — рассказывал он Владимиру. «Может, встретимся где-нибудь в море», — смеялся Иванишко.

Приятели посидели, сыграли с матерью Алексея в «подкидного дурака», потом решили пойти погулять.

— Эх, хлопнуть бы по стакану доброго старого рома, — сказал Владимир, когда они вышли на улицу. Как будущий кок, он во всем, даже в речи и походке, старался подражать бывалым морякам, хотя представление о них имел пока только по книгам да кинофильмам.

— Давай выпьем, — предложил он.

— У нас дома не принято пить, — нерешительно ответил Алексей.

— А мы домой и не пойдем, — загорелся Иванишко. — Выпьем где-нибудь… хотя бы в подъезде!

Друзья купили пол-литра водки, бутылку красного вина. Водку распили в магазине «Соки», а вино — в подъезде. Напоследок пили прямо из горлышка, чувствуя себя заправскими морскими волками. Если б это увидел кто-нибудь из старших, то, возможно, вмешался бы, как следует отчитал парней и отослал их домой. К сожалению, никто не видел, как Калашников и Иванишко пили водку.

Оба очень быстро опьянели и в таком состоянии пошли гулять по праздничному, ярко освещенному Невскому. Навстречу им текли толпы нарядно одетых людей…

Потом вернулись к дому, где жил Калашников.

— Выпить бы еще, — расхрабрился Иванишко.

Но ни у него, ни у Алексея денег больше не было.

— Не взять ли на абордаж какого-нибудь прохожего, попросить у него хотя бы на сто грамм? — предложил Алексей.

В этот момент из-за угла вышел человек. Он нес проигрыватель и коробку с граммофонными пластинками — возвращался из гостей.

— Не найдется ли у вас десяти копеек? — обратился к нему Калашников.

— Проходи! Проходи мимо! — последовал ответ.

— Может, есть закурить? — ввязался в разговор Иванишко.

— Я сказал — проваливайте!

Если б парни были трезвы, они бы, конечно, лезть на рожон не стали. Но они были пьяны, и изрядно. Хмель ударил им в голову. Отказ, который они получили, показался им неслыханным оскорблением. Следовало, по их мнению, проучить обидчика кулаком. Так они и сделали.

Первым ударил прохожего Иванишко. За ним полез в драку и Алексей. Били не только руками, но и ногами…

…И уже бежали разнимать дерущихся дружинники, возвращавшиеся с дежурства и ставшие свидетелями происшедшего, и столпился возле упавшего народ, слышался свисток милиционера…

Иванишко задержали тут же, Калашникова, который успел убежать, — спустя несколько часов.

В отделении милиции оба парня сидели протрезвевшие, притихшие, бледные от стыда и испуга.

Да, от уголовного дела было уже не уйти. Из милиции оно попало в районную прокуратуру, а прокурор передал его следователю Душко. Та заполнила бланк постановления: «Дальнейшее расследование поручено мне…» — и приняла папку с материалами, на которой стоял номер: 203.

На первый взгляд, дело казалось ясным. Настолько ясным, что оставалось лишь выполнить кое-какие формальности, а затем взять перо, бумагу и сесть писать обвинительное заключение. Если б у Душко не было никакой заинтересованности в судьбах ее подследственных, она бы, пожалуй, так и сделала. Но в том-то и суть, что Душко, как и все ее коллеги по работе, — следователь новой формации, воспитанник советской юридической школы. Школа эта учит не забывать в каждом случае о человеке, пусть даже и совершившем преступление, думать о его судьбе, о возможностях его исправления.

Душко хотелось глубоко разобраться в том, что же произошло с ребятами, выяснить, сознательно ли они пошли на преступление, или то, что случилось 2 мая, является первым и последним проступком в их жизни.

Сама мать двоих детей, Душко представила себе, сколько переживаний доставит матерям этих несовершеннолетних ребят суд, который неизбежно должен состояться, если будет признано, что Алексей и Владимир совершили преступление сознательно. А лишение свободы, причем на длительный срок, предусмотренное статьей уголовного кодекса, по которой Калашников и Иванишко привлекались к ответственности, — как отразится оно на их судьбе? Есть ли абсолютная необходимость направлять ребят в колонию? Не стоит ли применить какие-либо другие меры воздействия? Но прежде чем ответить на этот вопрос, следователь должен был уточнить, что за люди Калашников и Иванишко.

Душко решила поближе узнать родителей ребят. Мать Алексея, Ольга Егоровна Калашникова, — участница Великой Отечественной войны, — мужа потеряла тринадцать лет назад и сына воспитывала одна. Последние годы она много и тяжело болела, долго находилась в больнице, перенесла сложную операцию. Все это время Алеша жил один. Сослуживцы Ольги Егоровны — она работала помощником эпидемиолога на санитарно-эпидемиологической станции — по мере возможности следили за Алексеем: приходили к нему, готовили обед, убирали в комнате, помогали, если требовалось, и деньгами. Алексей оканчивал одиннадцатый класс, готовился к экзаменам на аттестат зрелости.