Хотя бы потому, что во время посещений Федора Гавриловича он остается один и свободен в своих действиях. Впрочем, именно Михаилу проще покидать сестру, для этого может быть сколько угодно предлогов. Та же деловая деятельность. А вот Глаша такой свободой не обладает, брат не позволил бы ей в одиночестве бродить по Петербургу.

Его волнение было отчетливым, когда он не нашел сестры там, где она должна была остаться. И о чем это говорит? Михаил — человек, и его эмоции подлинные. Михаил — хамелеон и отыгрывает эмоции, которые должен был испытать брат. Или же опасается, что она его выдаст, если знает, с кем соседствует. Но тогда вывод однозначен, именно Глафира является призвавшим. Иначе как бы она была спокойна, зная, кто с ней? А она спокойна.

Олег открыл глаза и мотнул головой, почувствовав, как опять увязает в трясине домыслов. Он усмехнулся и посмотрел на настенные часы, до четырех часов оставалось еще много времени, и он вновь задумался.

— Если хамелеон все-таки Михаил, то либо Глаша призвала его, а после скормила брата, либо вторженец сам погружается в личность Михаила, и потому сестра не замечает никакой фальши.

Что до первого, то это ерунда. В таком случае Ковальчук не нужен, Глафира мешать бы хамелеону не стала. А вот растворение… Такое случалось, когда хамелеон сливался с поглощенной сущностью. Когда Олег еще учился, им рассказывали несколько таких историй. Главенствующая маска намертво прилипала к поглотителю, и он возвращался к ней снова и снова, полностью отождествляя себя с жертвой. По сути, ею и становился. Помнил, кто он, но жил мыслями и принципами выбранной личности. Не просто использовал, а становился этой личностью.

Такое происходило, если жертва обладала сильным эмоциональным фоном. Или же имела сильную эмоциональную привязку к кому-то, вроде брата к единственной сестре, то тогда хамелеон мог раствориться в личности Михаила, и его тревога о Глаше была искренней. И все его мысли, посвященные ей, продолжение мыслей настоящего Воронецкого. И потому девушка чувствует себя с ним также спокойно, как если бы рядом был ее родной брат, а он шипит и запинается, потому что сущность Михаила не приемлет даже выдуманного супружества с сестрой.

А призыв… Призвать Глаша не могла уже по той причине, что для этого надо быть потомком мага, а они обычные люди. Да и поведению меняться не отчего, как и исчезать. Напротив, действовала бы так, чтобы никто ничего не заподозрил. Значит, призвал кто-то другой, и цель хамелеона находится в Петербурге.

— Какая? — спросил себя Котов и вновь мотнул головой, об этом вообще не было смысла думать, потому что не имелось не малейшей зацепки.

Призвавший мог отправить вторженца хоть за императорской короной, а хоть и отомстить обидчику, если таковой имелся. И что пообещал в награду, тут вообще не угадаешь. Но плата должна быть, потому что хамелеон разумен в высшей степени, и просто управлять им невозможно. Только обоюдный интерес.

— Стоп, — Котов встал с пола и медленно выдохнул. — Довольно. Надо дать разуму отдых. Найдем Воронецких, тогда и разберемся, кто из них хамелеон.

И все-таки мысли не желали сразу свернуть с проторенного пути, и Олег опять привалился к стене. Михаил или Глафира? По сути, вторженец мог прятаться под личиной любого из них. И это точно, потому что были уже двое поглощенных. И один из трупов появился там, где находились оба, и они были разделены, так что могли это сделать: и Михаил, и Глафира — когда возвращалась на Александринскую площадь. И все-таки мужчине проще уйти, чем девушке…

— А что если…

Что если поглощенные были целью? Тогда дело сделано, и можно убираться, потому и съехали! Олег усмехнулся и отрицательно покачал головой. Может, Карасев чем-то и насолил призвавшему, но Румпф… Немец не живет не только в столице, но даже в империи… или живет?

— Черт знает что, — проворчал Котов. — Надо прежде спросить у Сан Саныча, и про немца, и про балерину, и про регистратора, а там и выводы делать. Теперь точно хватит думать.

И он отправился на кухню, где осталась оставленная Степаном газета. Чтение могло помочь переключиться с этого бега по кругу.

В четыре часа после полудня, как и было условлено, Олег спустился вниз, вышел на улицу и огляделся, пытаясь отыскать взглядом тех, кто должен был его забрать. Однако пока никого видно не было, и Котов неспешно прошелся до угла дома, развернулся и направился обратно.

Погода еще не наладилась, мелкая морось опять прочерчивала петербуржский воздух, но к этому розыскник отнесся философски. Не ливень, и хорошо. Шляпа прикрывала голову, сюртук плечи, а перчатки защищали кожу рук от неприятной влаги. Щегольская трость негромко постукивала в такт шагам, и на душе сейчас царил покой, как, впрочем, и в голове.

Не было мыслей, изводивших предположениями и догадками, имевшими под собой лишь косвенные факты. И если бы хамелеон мог чувствовать, когда о нем думают, в эту минуту он должен был бы блаженствовать от воцарившейся тишины. Олег теперь ждал другой встречи.

— Господин Котов?

Вопрос застал Олега, когда он, вновь дойдя до угла, развернулся и направился к двери. Он обернулся и воззрился на молодого мужчину примечательной наружности. Был он высок и совершенно худ, а еще имел длинный острый нос, отчего живо напомнил Олегу цифру 1. Глубоко посаженные глаза светло-серого цвета смотрели колючим взглядом. Впалые щеки были гладко выбриты. Узкие губы поджаты, и от этого рот казался щелью. И подбородок его был узким и острым.