Шрифт:
«Сюда бы еще сидра пару бутылочек для полного счастья, — намекнул Песец. — И музыка душевней станет, и спать лучше будешь».
«Я и без сидра неплохо сплю».
«А с сидром будешь спать вообще отлично».
«Сидра у нас мало, прибережем его для хорошей компании».
«Разве что…» — Песец грустно вздохнул, хотя вряд ли чувствовал вкус, когда я пил сидр, но разочарование посчитал нужным показать.
На ночь я опять выбрал оружейный модуль: если уж предстоят соревнования, нужно к ним по максимуму подготовиться. И если по магии Шелагины что-то подбросят, то в плане оружия, боюсь, полагаться на них нельзя: вряд ли они научат меня приему, который я еще не знаю. И даже если научат, лишними знания из модуля не будут.
Утро в академии неожиданно началось с выражении мне сочувствия как со стороны одногруппников, так и почти незнакомых мне студентов. Я уж было решил, что речь идет о непризнании меня наследником Шелагиных, но путем осторожных расспросов выяснил, что общественности подали новость очень дозированно, и только в части попытки захвата Живетьевыми рода Вьюгиных не совсем законными способами. Как я и предполагал, всех собак повесили на тетю Аллу и Эрнеста Арсеньевича.
— Мне компенсировали, — попытался снизить я градус жалости.
— Ага, компенсировали помойкой в Дальграде, — хохотнул Бизунов, который внезапно решил, что с такой собственностью я буду очень интересен Фурсовой, за которой он продолжал ухаживать, но теперь уже совершенно безответно. Поэтому мою собственность в глазах девушки он пытался представить как можно менее значимой.
— Не только, еще небольшой фабрикой.
— В соседнем княжестве, — Бизунов показал, что мои приобретения он знает лучше меня. — Толку он нее? Прохоровы тебя придавят так, что будешь вынужден продать куда ниже рыночной цены. Ты — не Живетьев, это их опасались, а Песцовы — пф.
Он скорчил презрительную гримасу и покосился на Фурсову, чтобы понять, насколько сильное впечатление на нее произвел.
— В любом случае она досталась мне бесплатно, а за участок мне уже предложили очень хорошие деньги, — остудил я его самолюбование. — И для меня главное не деньги, а справедливость.
— Можно подумать, ты ее получил, — проворчал Бизунов.
Но на него, увы, никто не обращал внимания.
— Илья, а ты действительно видел императора? — с придыханием в голосе спросила Фурсова. — Пишут, он был настолько возмущен Живетьевыми, что пригласил тебя на личную аудиенцию.
— Не совсем личную. Свидетелей там хватало.
— Но все же пригласил? Боже, я так тебе завидую! Увидеть вживую самого императора… — мечтательно сказала она и прижала руки к груди. — Говорят, он по силе магии превосходит всех ныне живущих.
«Нагло врут», — хотелось мне ответить, но я промолчал, потому что иначе последовали бы вопросы, с чего я это взял, а еще все присутствующие поняли бы, что я немного нелоялен к императорской власти. Я не был уверен, что кто-то из моих одногруппников, преследуя свои цели, не сольет этот разговор в сеть со своими комментариями, поэтому старался быть очень осторожным.
— Маш, как ты понимаешь, мне было совсем не до вопросов о силе магии императора, — попытался я отшутиться.
— Прекрасно понимаю, — согласилась она. — Я, наверное, вообще слова при нем выдавить не смогла бы. Говорят, там такая сильная подавляющая аура, да?
— Император справедлив, — я попытался отделаться общими словами. — И его решения исполняются тут же.
Сказал внести мой участок в список, где запрещено строительство и куда нельзя доставлять стройматериалы, — и это тут же сделали. А вот участок передали только после того, как Живетьева там лично установила бомбу, переживая от того, что приходится уничтожать такой ценный материал, как я.
Бизунов скривился, но против императора благоразумно ничего говорить не стал, промолчал, зато одногруппницы на меня насели, прося поделиться впечатлениями от первого лица страны. Говорить мне ничего не пришлось, все додумали за меня: что он и самый сильный, и самый красивый, и самый умный и справедливый. Если кто-то в настоящий момент делал запись этого разговора, то я там выгляжу выглядеть таким верноподданным, которого еще поискать нужно. Для этого пришлось всего лишь, кивать и делать глубокомысленное лицо. Всё остальное девушки сделали за меня.
Когда от меня отстали женская половина группы, насела мужская. Так, Темников начал расспрашивать, что там за мутная история с Николаем Шелагиным, который так и находился под домашним арестом.
— Паш, не знаю, — ответил я.
— Да откуда ему знать? — буркнул Бизунов. — Можно подумать, Шелагины перед ним отчитываются.
— Он на их самолете летал.
— О делах они не говорили, — сразу пояснил я. — И о Николае, пока мы летели, речь не заходила.
— Ходят слухи, что он действовал в пользу Живетьевых, — сказал Темников, пристально на меня глядя.
