— Ой, это точно… — передёргивает плечами она, явно представляя себе эту картину.

Мы спрыгиваем с повозки. Ко мне подходит Серый, коротко, по-военному рапортует:

— Филин, доставлены вода, припасы, одежда — на первое время хватит. А там уже и спасатели от Царя подтянутся.

Киваю, бегло окидывая взглядом деревню. Вертушки ещё гудят двигателями, создавая вихри пыли. Некоторые из деревенских копошатся, разбирая коробки с продовольствием и одеждой. На лицах читается облегчение — не везде, конечно, но многие впервые за долгое время выглядят хоть немного спокойными.

Первая фаза завершена. Люди сыты, одеты, спасатели уже в пути. Дальше — забота царских мчсников.

— Нам пора, Ирина Герасимовна. Прошу к вертолёту.

Наступает момент прощания. Мой взгляд останавливается на Екатерине. Она стоит чуть в стороне, руки сжаты в замок, плечи напряжены. Глаза встречаются с моими — в них слишком много эмоций: благодарность, сожаление, усталость. Девушка грустно качает головой, затем, с трудом подбирая слова, тихо говорит:

— Ваше Сиятельство, спасибо вам большое за всё, что вы сделали для нас, Данила Степанович!

Старик и старуха, спасённые из темницы, тоже кивают, присоединяясь:

— Спасибо, милок! Дай бог тебе здоровья!

Вслед тянутся и другие голоса. Кто-то машет рукой. Я не привык к подобным сценам. Благодарности, тёплые слова, добрые взгляды — всё это странно. Привычнее, когда тебя боятся. Привычнее, когда пытаются использовать, а ты в ответ только веселишься.

Но задерживаться нельзя. Я с улыбкой киваю жителям деревни и разворачиваюсь к вертолётам. Светлана, Кострица, Змейка, Красивая и княжна Ирина следуют за мной.

Подходим к открытой кабине, ветер от лопастей вздымает пыль.

Я любезно улыбаюсь и, слегка наклонив голову, жестом приглашаю внутрь:

— Прошу.

Протягиваю руку, помогая Светке и Ирине подняться. Захожу следом. Остальные спокойно следуют за мной.

Двери закрываются, вертушки плавно поднимаются в воздух. Деревня остаётся внизу, всё мельчает, пока не превращается в крошечные пятна среди зелени.

Мы уносимся с острова. Вертушка набирает высоту, оставляя позади бухту в форме рога и огоньки костров. Я устраиваюсь поудобнее, откидываюсь на спинку кресла, прикрываю глаза, но отдыхать долго не приходится.

Почти сразу в голове раздаётся голос Лакомки. «Мелиндо, у тебя появилась минутка? У меня залежалась одна занятная информация.» Конечно же, у неё что-то накопилось. Первое сообщение касается Председателя Организации. «Раз уж время есть, мелиндо, давай кое-что покажу.»

Поток памяти обрушивается на меня. Я вижу детскую. В кроватке смеется Олежек, свернувшись калачиком. И рядом он. Председатель. Мало кто его видел. Но теперь и я, и моя семья входим в этот узкий круг тех, кто видел его бородатое лицо.

Второе сообщение заставляет меня задуматься. Оно касается некоего Мефистофеля.

В костяной башне моя бессмертная тёща называла меня этим именем, и, похоже, это было не просто минутное помутнение. Оказывается, Мефистофель — не фигура речи, не поэтическая аллюзия, а реальный рогатый сударь из плоти и крови. Причём выглядел он в точности как я, когда заразил себя мутировавшей вирусной бактерией. В эбонитовой чешуе и с рогами.

Совпадение? Слишком странное.

Что, если этот Мефистофель стал прародителем того самого вируса, который использовали монахи? Ведь именно благодаря этой дряни я нарастил эбонитовую чешую и ветвистые рога.

А теперь ещё одно интересное совпадение. Когда-то Мефистофель встречался с королевой Алирой. Просто мимолётный роман? Или нечто большее? А спустя годы её народ заражён тем самым вирусом, который, возможно, создал он же.

Как вирус оказался в руках монахов Обители? Они работали с Мефистофелем? Или служили ему? Значит ли это, что Мефистофель испытывал вирус на альвах?

Если да… монахи не были создателями вируса, а лишь пользователями.

Вертушки летят над островом Баян, рассеивая тучи морского воздуха, приближаясь к знакомому причалу и деревне, где мы когда-то садились в ржавый катер. С высоты открывается вид на поселение: дома с выцветшими крышами, деревянные мостки, рыбацкие сети, развешанные на кольях вдоль берега. Люди уже собрались у пристани, растянувшись плотной толпой.

Рыбаки, женщины, дети — все тянутся к небу, кто-то машет руками, кто-то даже подпрыгивает, завидев нас.

Среди них я сразу замечаю знакомое лицо — Серафим, рыбак. Лицо загорелое, веснушчатое, рот расплывается в широкой улыбке.

— Сядем ненадолго в этой деревне, — приказываю пилоту через мыслеречь.

— Да, конечно, шеф, — отвечает он без лишних вопросов и тут же передаёт команду остальным экипажам.

Вертушки идут на спуск. Ветер от винтов вздымает облака песка и брызги солёной воды. Развешенные сети колышутся, на крышах домов хлопают не до конца прибитые полотна. Шум машин гулко отдаётся в деревянных стенах пристани, но толпа не разбегается — наоборот, они только плотнее жмутся к берегу, вытягивая шеи, стараясь разглядеть нас.