– Я понимаю.

– Ты только не думай, что она по мужикам таскается, – вдруг еще сильнее загнался Илья. – Уля до этого и не встречалась ни с кем, а тут…

– Слушай, кончай. Мы с ней пять лет работаем, полагаешь, я еще не раскусил, с кем имею дело?

Илья хмыкнул, ероша короткий ежик на голове.

– Твоя правда. Я чет вообще гоню. Второй день в напрягах. С этими девками с ума сойти можно. Хорошо, что сестра у меня одна.

– Погоди. Потом пойдут дочки.

– Да ну на фиг. Я пас.

Суханов заржал, атмосфера разрядилась. И, казалось бы, просто дождись, когда он уйдет! Я до последнего так и хотел сделать. Но все же не смог. Не такой я человек. Не могу отсиживаться и ждать, когда само рассосется то, что я же и наворотил. Последней каплей стало то, что Илья счел необходимым обелить в моих глазах Улькину репутацию. Уж кто не нуждался ни в каких адвокатах – так эта девочка. Я должен был… Должен был что-то для нее сделать.

– Илья!

– А? – оторвался от телефона тот, стоя одной ногой на пороге.

– Это я.

– Что ты? – искренне не понял Суханов.

– Это я, возможно, сделал ребенка твоей сестре.

За тем, как меняются эмоции на лице Илюхи, можно было наблюдать вечность. Тут и шок, и ярость, и растерянность, и… жажда крови. Я же к этому, наверное, стремился, да? Чтобы кто-то мне хорошенько втащил, и боль физическая хоть немного потеснила бы моральную. И вот ведь! Правда, стало немного легче. Уж не знаю, от удара в челюсть или от самого факта, что мне больше не нужно было скрывать неприглядную правду.

– Да я тебя за сестру… Да я…

К сорванному шипению задетого в лучших чувствах мужика добавился звенящий от слез женский голос:

– Прекратите! Немедленно прекратите…

Только я ничего и не делал. Так, принимал смиренно, кстати, весьма неплохо поставленные удары.

– Илья! Эльбрус Таймуразович, да что вы творите?!

– Ты его и в постели по имени-отчеству называешь?! – бросил сестре Суханов.

– Со мной говори, – рявкнул я, заслоняя Улю от братского гнева. – Она ни при чем.

– Ни при чем бы она была, если бы не соображала, что делала!

– Она и не соображала, – опустошенно заметил я.

– В смысле? – сглотнул Суханов, сжимая кулаки. – Уля… Он тебя опоил? Он… обидел?

– Да нет же!

– Я тебя убью, Калоев…

– Ты вообще меня слышишь?! Мы оба не понимали, что делаем. Эльбрус Таймуразович ни в чем не виноват!

– У тебя стокгольмский синдром? – прохрипел, задыхаясь, Илья. Его широкие плечи ходили ходуном от эмоций, лицо опасно перекосилось. И мне нужно было что-нибудь делать, чтобы не допустить убийства, от которого Улькин брат находился буквально в шаге. Или его инфаркта.

– Сядь. Давай все обсудим. Уль, выйди, пожалуйста.

– Нет уж, при мне говорите, – всхлипнула та.

– Я не хочу подвергать тебя…

– Так и не надо было! Зачем вы вообще ему рассказали?! Ну, вот кто вас просил?! За мой счет свою совесть облегчить захотелось, да? Класс. Пять баллов. А мне теперь с этим жить…

Заревев, Улька опустилась на стул, спрятав лицо в ладонях. И этим привела нас с Ильей в чувство. Смерив меня обещающим скорую расправу взглядом, Суханов подлетел к сестре.

– Эй, малая… Ну, ты чего? Я же за тебя кого хочешь порву. Улька!

– А ты спросил, мне это надо?! Почему вы за меня решаете? – все отчаяннее рыдала та. А мне ее слезы в кровь проникали ядом. Может, Улька права, и я действительно за ее счет пытался разобраться со своими демонами? Ну, вот чего я, и правда, добился? Того, что о случившемся теперь знают те, чье мнение ей небезразлично?

– Пипец. Озвереть, вы, конечно, даете.

– Ты тоже молодец! Я же тебя просила…

– Ну, ладно, Уль. Ты меня пойми. Мать вся на взводе, ты тайны мадридского двора разводишь… Нет чтобы все объяснить, как есть. Мы же переживаем.

– Я так понимаю, Эльбрус все тебе объяснил? Теперь свали, пожалуйста, мне надо поработать.

Видно, точно так же не понимая, что делать с женщиной в истерике, Илья нехотя отступил. Зыркнул на меня уже без ненависти, скорее… ни черта не понимая, но по инерции еще поговнял:

– Держись от моей сестры подальше! Узнаю, что хоть пальцем ее тронул…

– Да не трону я! Сказал же, что вышло недоразумение. Вины с себя не снимаю. Но повторять этот опыт и в мыслях нет.

Послышалось, или Уля на мои слова фыркнула? Обернулся, вглядываясь в девичье заплаканное лицо. Красивая она все-таки. Даже несмотря на то, что ее кожа покрылась от слез неровными красными пятнами, а веки отекли.