Вместе с командой на берег сошли и Томаш с Новицким. Новицкий помогал, Томек же оглядывался в поисках птиц, чтобы было что подстрелить к ужину. Буксировка шла так быстро, что он еле поспевал за силачами из судовой команды. Вскоре рулевой увидел впереди мелководье. Бурлаки споро поднялись на борт и попробовали обогнуть мелкое место, отталкиваясь длинными жердями. Когда это не помогло, все попрыгали в воду и начали тащить, толкать упрямый парусник. Разумеется, Новицкий активно во всем этом участвовал, никакая сила не могла удержать моряка от схватки с водной стихией. Салли и Патрик, не принимавшие участия в работе, не сводили глаз с берега, что само по себе оказалось очень интересным занятием, поскольку на мель они сели напротив густой пальмовой рощи. У берега реки и подальше, в глубине, в болотистом озерце бродили стройные журавли, с характерной, расширяющейся в задней части головы красной полоской и с напоминающим корону хохолком жестких перьев. Огромные белые пеликаны [325] с необычайно длинными прямыми клювами то и дело ныряли и появлялись вновь с выловленной рыбой. Они ловко забрасывали ее себе в большой кожаный мешок под челюстью.

– Дядя, смотри, гуси! – крикнул Патрик, желая обратить внимание Томека на птиц.

– Действительно, большие гуси, – смеясь, согласилась Салли.

– Скорее уже лебеди, – подсказал Томек. – Только покрупнее, и эти клювы…

– Сравнивая этих птиц с лебедями, которые питаются растительной пищей, мы их унижаем, – заметила Салли. – Они хищники.

– Ты преувеличиваешь, Салли, – улыбнулся Томек. – Если они питаются рыбой, это еще не значит, что их можно отнести к хищникам. Соколы, орлы, кондоры, ястребы, перепелятники, даже пустельги на тебя бы обиделись.

– Здесь рай для птицеловов, – негромко заметила Салли.

– И для любителей птиц, и для охотников, к сожалению.

– Томек! Патрик! Смотрите! Ибисы, – взволнованно перебила его Салли.

– Где?

– Вон там! – показала она.

На ветке пальмы сидели две большие, почти полуметровые птицы. С блестящими белыми перьями и черной шеей, головой и клювом. Черный же хвост напоминал треугольник.

– Присмотрись к ним повнимательней! – не менее взволнованно чем Салли сказал Томек. – А вы знаете, что это за вид ибисов?

– Неужели…

– Да-да, Салли, он самый. Ибис почитаемый [326] . А мне говорили, что уже тридцать лет, как он полностью вымер в Египте.

Патрик побежал за Динго, и они оба принялись пугать птиц, те на минуту взлетали, чтобы тут же сесть снова…

– Во времена фараонов об этих птицах говорили, что они так любят свою родину, что вдали от нее умирают от тоски, – с чувством произнесла Салли.

– Может, эти экземпляры как раз вернулись из чужих стран или…

– Или?..

– Или мы перенеслись в эпоху фараонов. Ты только посмотри на эту природу, на людей… Ничего тут не изменилось за тысячу лет…

– Может мы и в самом деле перенеслись в эпоху фараонов. Это большое счастье увидеть ибиса – неотъемлемого спутника лунного бога Тода. Бога этого представляли в людском обличье, но с головой ибиса. Белое ожерелье ибиса символизировало солнечный свет, а голова и шея – лунную сень. Убийство ибиса считалось преступлением, его признавали священной птицей.

– Так же, как многих других животных и птиц, – добавил Томек.

– Именно. В Египте чтили кошек, крокодилов, жуков-скарабеев, цапель, быков, собак, шакалов, павианов, львов…

– Наверное, подобно Индии с их культом священных коров, это обожествление связано с какими-то другими, нерелигиозными причинами.

– Естественно, ибис – полезная птица, он поедает змей, насекомых, червей, мелких пресмыкающихся, – подтвердила Салли. – Более всего ценилось, что он питается яйцами крокодилов. Ах, Томми, ты только посмотри, как прекрасны эти фламинго!

– Да, их тут целая колония.

По воде бродила, опустив клювы, стая крупных белых птиц с розоватыми краями крыльев и розовыми лапками. Они взбалтывали ил, вылавливали из него растения, основную их пищу. Салли позабавило их сходство со страусами, зарывающими голову в песок. А Томек высмотрел-таки, кого подстрелить, и снял с плеча штуцер. Вскоре на землю попадали голуби и горлицы. Динго с энтузиазмом бросился за ними.

До вечера они преодолели совсем небольшой участок пути, а усталость вынудила их стать на якорь и переночевать на судне у берега. Никому не хотелось разбивать палаток. Новицкий раздобыл где-то густые сетки и повесил их на дверях обеих кают.

– Может, они уберегут твой сон, Салли, – сказал он. – Завтра утром я подам завтрак. Я разбужу ваше сиятельство, граф, вернее, милорд, – Новицкий важно поклонился Томеку.

– О, господи, может я все-таки высплюсь, – вздохнула Салли, а Томек добавил на манер молитвы:

– Пусть сетка эта ограждает слух наш от жужжания, а тела – от укусов. Они чешутся немилосердно.

Глубокой ночью чьи-то быстрые руки крепко связали человека, дремлющего у рулевого колеса. Он очнулся уже с кляпом во рту, успев увидеть темные фигуры, крадущиеся к пассажирским каютам. Чтобы предупредить спящих под рулевой рубкой, он тихонько, но ритмично начал постукивать ногой по полу.