Облака и звезды

Творчество Александра Кременского отличается органическим единством темы и материала: поэтично увиден и изображен художником мир цветов, трав, деревьев, мир пустыни, степи и леса. Люди у А. Кременского неразрывно связаны с природой, нередко очеловеченной писателем: в ней как бы отражаются высокие человеческие устремления, страсти. В рассказах цикла «Облака и звезды» раскрыта поэзия научного открытия, описано рождение наблюдательности, пытливости, воли к познанию.

Герои «Каракумских рассказов», повести «Горькая вода» — ботаники, мелиораторы, почвоведы — борются с сыпучими песками — барханами, наступающими на пастбища и поселки в Каракумах. Автор участвовал во многих научных экспедициях. Отсюда — достоверность в описании трудов и дней «пустыннопроходцев».

Сборник «Облака и звезды» полно представляет творчество Александра Кременского, много лет успешно работающего в литературе. Его книга — живое и увлекательное повествование о природе и людях, в нее влюбленных, ее постигающих и бережно осваивающих.

Самолет поднялся и набрал высоту, в салон вошла стюардесса.

— Товарищи, подлетаем к морю. Наденьте спасательные пояса.

Пассажиры, их было человек десять, нехотя стали возиться с поясами: делали вид, что пристегивают. Все, кроме меня, оказывается, летели через Каспий не впервой. Я тоже хотел сойти за бывалого пассажира, но стюардесса остановилась как раз возле моего кресла: ждала, когда застегну на себе пояс. Еще секунда, и, чего доброго, станет помогать. Сразу догадалась — летит новичок. Пришлось покориться.

Самолет шел уже над морем, над большой каспийской водой. С километровой высоты синяя зыбь в белопенных гребешках казалась неподвижной, стеклянно-застывшей. Мелькнул и пропал позади Красноводск, вплотную прижатый к каменной, почти отвесной стене Куба-Дага. И вдруг на полном ходу самолет будто споткнулся, стал падать. У меня мгновенно похолодело внутри, но самолет выровнялся, моторы гудели успокаивающе ровно. Потом голос их переменился, стал выше — снова свободное двухсекундное падение.

Я выглянул в оконце. Внизу, заполнив все поле зрения, медленно проносилось нечто уныло-огромное, голое, желтое — Великая среднеазиатская пустыня Каракум — «черные пески», тысячи квадратных километров чистых кварцевых крупнозернистых, веками перевеваемых песков. Сейчас пески эти были раскалены. Мощные восходящие потоки горячего воздуха бросали нас по незримым ухабам. Припав к окошку, я пытался увидеть что-либо оживляющее мертвый ландшафт. Нет, он был неизменен, однообразен: из-за горизонта все наплывали и наплывали груды песка.

Робость и уныние овладели мной. Я не стремился в пустыню, попал сюда случайно. Началось с внезапного невезенья, хотя сперва все шло удачно, хорошо. В Москве я получил назначение в Нижне-волжскую мелиоративную экспедицию, выехал в Астрахань и узнал, что объем работ сокращается. Пришлось возвращаться обратно.

В отделе кадров главка сказали: осталось только одно свободное место, но от него уже отказалось трое геоботаников. Правда, эти трое — женщины. Очень трудный район — Каракумы.

— Подойдет вам?

Я молчал.

Начальник отдела кадров усмехнулся.

— Тоже опасаетесь?

Нет, не то слово. Жара, безводье, змеи, скорпионы — все это страшно для туристов. Полевику о них просто некогда думать — ему работать надо.

Я недавно окончил биофак, но еще студентом успел побывать в экспедициях — был коллектором в Белоруссии, лазил там по пояс в болотной воде, потом работал на лесных полосах в казахстанской степи, а в прошлом году обследовал луга Украины. Из каждой экспедиции привозил небольшие научные статьи. Их печатали в «Знание — сила», одну поместила «Природа», журнал, где выступают даже академики.

Я неплохо знал казахстанскую степь, белорусские болота, леса Подмосковья. И вдруг — Средняя Азия, Каракумы, суровый мир растений — сухолюбов, деревьев пустыни — саксаулов, серых солянок, наполненных горьким соком.

— Ну, так как же решим? — снова спросил кадровик.

Как решим?.. Не знаю, как решим… Отказаться, — значит, потерять полевой сезон, провести лето и осень где-нибудь за скучной камералкой, за разборкой чужого гербария, работать только из-за денег. А если поехать? Но растительность Каракумов мне не более известна, чем растительность новоземельской тундры, сибирской тайги, Марса! А в работу надо включаться с ходу. Это я уже знал по опыту. Экспедиция в песках находится еще с весны. Не освоиться быстро — задержать весь отряд, стать балластом.

— Позвольте дать вам окончательный ответ завтра.

— Добро, только не позже. Ждать не будем.

Вечером я пошел к знакомым геоботаникам. Они меня успокоили:

— Конечно, поезжайте. Сейчас лето, вегетирует не много растений. Вы их легко освоите на месте по экспедиционному гербарию, а с особенностями развития растительного покрова познакомитесь уже в песках, в процессе работы.

Скрепя сердце решил ехать. На другой день я вылетел в Ашхабад и вот теперь приближался к месту назначения.

Самолет пошел на посадку. Легкий толчок, и «ИЛ» уже катится по асфальтовой дорожке.

Я вышел наружу, и у меня сразу же перехватило дыхание, будто попал в баню, в парильню, на верхний полок. Как же здесь дышать, как жить?

Беспомощно оглянулся. Невдалеке от летного поля, в светлой узорчатой тени тамарисков, на бетонно-твердой серой глине сидели трое стариков туркменов. Все в синих ватных халатах, в высоких черных бараньих папахах; смуглые лица спокойно-строги, главное, совершенно сухи. Исконные обитатели песков — кумли — просто не замечали сорокаградусной жары.