Шрифт:
– Ты думаешь, мы видели еще не самое худшее из того, на что они способны?
– серьезно спросил граф Брасс.
– Думаю, что так, - ответил Хокмун.
– Не только месть заставляла меня столь безжалостно убивать их, а нечто большее. Я словно чувствую в них угрозу самой Жизни.
Граф вздохнул.
– Возможно, ты и прав. Не знаю. Только Рунный Посох может знать это.
Хокмун тяжело поднялся.
– Я еще не видел Иссольду, - сказал он.
– Думаю, она уже спит, - ответил ему Богенталь.
Хокмун был разочарован. Он так желал встречи с ней. Хотел рассказать ей о своих победах. И ее отсутствие неприятно удивило его.
Он пожал плечами.
– Ладно, думаю, пора и мне. Спокойной ночи, господа.
Они почти не говорили о своей победе - сказывались нечеловеческое напряжение и усталость. Но завтра, вне всякого сомнения, они будут праздновать этот триумфальный успех.
Когда Хокмун вошел в свою комнату, там было темно. Он почувствовал чье-то присутствие и, прежде чем подойти к столу и зажечь стоящую там лампу, вытащил из ножен меч.
На кровати лежала Иссольда.
– Я наслышана о ваших подвигах, - сказала она, улыбаясь, - и решила лично поприветствовать вас. Вы великий герой, Дориан Хокмун.
Хокмун почувствовал, как у него учащается дыхание и начинает бешено биться сердце.
– О, Иссольда...
Он медленно подходил к раскинувшейся на кровати девушке.
– Я знаю, что ты любишь меня, Дориан, - тихо сказала она.
– Или ты будешь отрицать это?
Он не стал делать этого.
– Ты... очень... смелая, - хрипло произнес он в ответ.
– Ну, а ты такой застенчивый, что я вынуждена быть слегка нескромной.
– Я... Я не застенчивый, Иссольда. Просто из этого ничего хорошего не выйдет. Я обречен - Черный Камень, он...
– Что это - "черный камень"?
И он все рассказал ей.
– Теперь ты понимаешь, - сказал он, заканчивая свою историю, - что не должна влюбляться в меня... Так будет только хуже.
– Но этот Малагиги... Почему бы тебе не найти его?
– Путешествие может продлиться месяцы. И я могу потратить оставшееся у меня время на бесплодные поиски.
– Если ты любишь меня, - сказала она, когда он присел на кровать и взял ее за руку, - ты должен рискнуть.
– Да, - ответил он задумчиво.
– Возможно, ты и права...
Она потянулась к нему, обхватила руками за шею и поцеловала в губы.
Хокмун больше не мог сдерживаться. Прижав к себе Иссольду, он страстно поцеловал ее.
– Я поеду в Персию, - сказал он наконец, - хотя путь будет очень опасным. Стоит мне покинуть границы Камарга, и люди Мелиадуса попытаются выследить меня...
– Ты вернешься, - убежденно сказала Иссольда.
– Я знаю. Моя любовь будет охранять тебя.
– Может быть, так оно и будет.
Он нежно коснулся ее лица.
– Завтра, - сказала она.
– Уезжай завтра, не теряй времени. А сегодня...
Она снова поцеловала его, и он пылко ответил ей.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Дальше история рассказывает о том, как Дориан
Хокмун, покинув Камарг, отправился на восток.
Огромная алая птица пронесла герцога больше тысячи
миль, до самых гор, что на границе Греческих и
Булгарских земель.
Из "Истории Рунного Посоха"
1. ОЛАДАН
Как и уверял граф Брасс, лететь на фламинго было удивительно легко. Птица управлялась, как лошадь, поводьями, закрепленными на ее изогнутом клюве. В полете она была настолько грациозна, что Хокмуну даже в голову не приходило, что он может свалиться с нее. Летела она только в светлое время суток, почти не отдыхая, и покрывала расстояние раз в десять быстрее лошади. Ночью она, как и Хокмун, спала.
Хокмун удобно сидел, пристегнувшись ремнями, в высоком мягком седле. С обоих сторон от него висели сумки с провизией. Прямо перед ним вытягивалась шея фламинго. Птица медленно взмахивала огромными крыльями. Хокмун старался ничем не сдерживать ее полет.
Время от времени у него появлялась сильная головная боль, словно напоминая о необходимости торопиться. Но по мере того как крылатый красавец уносил его все дальше и дальше на восток, и воздух становился заметно теплее, настроение у Хокмуна поднималось, и ему казалось, что шансы на успешное возвращение увеличиваются.
Прошла неделя с того дня, как Хокмун покинул Камарг. Они летели над скалистым горным хребтом. Был уже вечер, и герцог высматривал место для ночлега. Птица, устав за день, опускалась все ниже и ниже, и вот уже грозные каменные пики окружили их. Неожиданно Хокмун увидел внизу, на горном склоне, фигуру человека, и почти сразу же закричал фламинго. Покачнувшись, он отчаянно замахал крыльями. Хокмун заметил длинную стрелу, застрявшую в боку птицы. Вторая стела попала ей в шею, и с пронзительным криком птица начала стремительно падать. Хокмун приник к седлу; в ушах у него свистел ветер. Он увидел несущуюся навстречу скалу, почувствовал сильнейший удар и словно провалился в черный бездонный колодец.