— Понятно.

— Наверное, мы по одну сторону фронта, — продолжал откровенничать дедушка. — Хотя и по-разному понимаем благо для России… Ладно, сейчас это не имеет значения, потому что враг у нас один.

— Почему ты мне доверяешь?

— А ты в зеркало взгляни! — усмехнулся Анхель. — Я же сразу понял, что ты родственник моей Нюры. А в ее роду не может быть подонков и предателей, я убежден в этом.

Бляха-муха! Он еще и романтик! Сказать, этому романтику, что он только что стал папой? Нет. Если Анхель расчувствовался, то мне не пристало.

— Ладно! Это все — лирика! — отмахнулся он. — Теперь о деле. В Псков потянулись белоэмигранты со всей Европы. Среди них полно ровсовцев… Знаешь, что такое — РОВС?

— Русский Общевойсковой Союз.

— Верно! Ты же чекист, должен знать… Кроме них хватает и недобитков из савинковцев, и разной шушеры из НТС… Не знаю, почему их всех так манит Псков, но скорее всего — они надеются перебраться из него в Санкт-Петербург, когда его захватят немцы.

— Не захватят! — невольно вырвалось у меня.

— Я тоже в это верю, — кивнул дедушка. — И Москвы им не взять, хотя положение Первопрестольной сейчас тяжелое… Как бы то ни было, нам надо вплотную сблизиться со всей этой белоэмигрантской сволочью… Эх, жаль Вася Горчаков погиб… Не знаю, какое у него было задание, но, уверен, что он должен был внедриться в их ряды… Что ж, теперь Горчаков — ты. И выполнять эту миссию придется тебе.

— Служу России! — откликнулся я, разве что каблуками не щелкнул.

Вольфзауэр с удивлением на меня посмотрел, но кивнул одобрительно.

— Верно! Мы все служим России, как бы она ни называлась… — задумчиво произнес он. — Вернемся к делу… Сейчас ты должен уйти и потихоньку проникнуть в Псков. Как тебе там натурализоваться, сам решай. Если у меня будет возможность, я тебя там найду. Еще один человек, на которого ты можешь положиться — это Слободский. Ну он командир партизанского отряда, сам вряд ли появится в городе, но если к тебе подойдет незнакомец и спросит: «Вам не нужны часы фирмы Буре?» — это будет наш связной, мой или Слободского — все равно.

— Это пароль! А отзыв?

— Отзыв: «У меня есть такие, но без большой стрелки…».

— Мон шер ами, Базиль! Не будешь ли любезен принести старику шлафрок? Эти весенние сквозняки так ужасны!

Нашел мальчика на побегушках, старый пенек! Я тебе не горничная. Не хрен было обижать Глашу, она бы не прятала от тебя твою любимую тряпку.

— Пардон, месье, — пробурчал я. — Вы забыли-с, что я дворянин!

— Виноват, Базиль! — тут же пошел на попятную князь. — Тогда не в службу, а в дружбу, не покличите ли Глафиру или на худой конец — Захара. Я ужасно замерз!

А это пожалуйста! Лишний повод удрать от их светлости. Не, вообще-то Аскольд Юрьевич старикан не вредный, а по моему нынешнему положению, даже полезный. Вон сколько нужных знакомств я через него приобрел! Один только салон, который он тут у себя устроил, притягивает не только весь цвет «белоэмигрантской сволочи», как выражается мой дедуля, но и некоторых немцев, из тех, чьи предки баронствовали еще в Ингерманландии. Выпивка, музычка, девочки и… трепотня, трепотня, трепотня, из которой имеющий уши да и выудит небезынтересные сведения.

Словно бы нехотя отложив фашистский пропагандистский листок, который якобы читал, я поднялся из кресла и вышел в гостиную. И сразу наткнулся на шмыгающую носом горничную, которая обмахивала метелочкой из облезлых страусовых перьев бюст Николая Второго, последнего самодержца всея Руси. Князь Сухомлинский из дряблой своей стариковской кожи вылез, дабы обставить дом своих предков в стиле минувшего царствования. Я подошел к Глаше, обнял ее за плечи, обтянутые белым шифоном. Девушка всхлипнула и доверчиво прижалась ко мне. И не только — спиной.

— Глашенька, милая, — с нежной хрипотцой проворковал я. — Плюнь ты на этого старого чудака! Будет лезть под юбку, бей по роже. А если он тебя ударит, я его вызову на дуэль, по всем правилам дворянской чести. У нас, у Горчаковых, ко всем женщинам всегда относились с уважением, независимо от сословия.

От этой салонной воркотни, горничная окончательно поплыла. Судя по тому, как она замерла в ожидании, я мог бы сейчас к ней не только под юбку залезть. Однако я ее пока не трогал. Не столько потому, что «в нашем роду» всегда с уважением относились к женской чести, сколько из соображений гораздо более приземленных. Женщину столь же опасно преждевременно удовлетворить, как и не удовлетворить вовсе. А ведь Глафира Васильевна для меня весьма ценный человек. Князь ее притащил из самого городу Парижу, и сия перезрелая девица знает язык веселых галлов, они же — франки. В отличие от меня. И страсть любит как пересказывать чужие сплетни. Интересно, ее уже завербовал Радиховский?