Все эти годы Кейс краем глаза следила за карьерой Билли. Группа «БГЭ» быстро распалась, а сам он пережил бурный роман с финской певичкой, которая назвала свою группу «Велкро Китти», в пику закону о торговых марках, тем самым заработав себе кучу неприятностей [12] .

Проходя мимо их столика, Кейс видит, что Войтек разложил поверх посуды многочисленные перфорированные блокноты, испещренные красными письменами. Диаграммы, квадраты, соединенные стрелками. Судя по линии рта Билли Прайона, косметический нейротоксин уже давно выдохся: если бы он сейчас улыбнулся, его лицо выглядело бы симметрично. Войтек что-то сосредоточенно объясняет, морща лоб от напряжения.

Раздраженная официантка с ярко-алым ртом и с подведенными красной тушью глазами, обмахиваясь рекламным буклетом, машет рукой в сторону свободного столика у задней стены. Кейс садится, отодвигает меню и старательно, на ломаном французском, заказывает кофе и яичницу с колбасками.

Официантка смотрит на нее с изумленным отвращением, как на кошку, отрыгнувшую комок шерсти.

– Ну и черт с тобой, будь француженкой, – цедит Кейс в ее удаляющуюся спину.

Однако кофе появляется на удивление быстро, и вкус у него замечательный. То же можно сказать и о яичнице. Закончив завтрак, Кейс поднимает голову и видит, что Войтек ее пристально разглядывает. Билли Прайона нигде не видно.

– Кейси! – окликает Войтек, неправильно вспомнив имя.

– Это был Билли Прайон, да?

– Можно присоединиться?

– Пожалуйста.

Войтек начинает собирать свои блокноты: аккуратно закрывает, засовывает в сумку по одному. Потом подходит и садится за столик Кейс.

– Так Билли Прайон – твой друг?

– Владетель галереи. Мне нужно место, чтобы выставить проект «Зи-Экс 81».

– А проект закончен?

– Нет, еще собираю компьютеры.

– Сколько же тебе надо?

– Очень много. И еще нужен спонсор.

– Значит, Билли Прайон – потенциальный спонсор?

– Нет. Вы работать большая корпорация? Они не хотят услышать про мой проект?

– Я свободный художник.

– Но здесь по работе?

– Да, контракт с рекламным агентством.

Войтек поправляет сумку на плече.

– Не «Саачи»?

– Нет. Войтек, ты знаешь что-нибудь о цифровых водяных знаках?

Он кивает:

– Да. Что?

– Такая вещь, как стеганография.

– Угу.

– Что это значит: на цифровой видеоклип нанесен водяной знак? Какой-то номер?

– Он видимый?

– Нет, скорее скрытый. По крайней мере изначально.

– Это называется стеганография – когда номер прячут. Многоразрядный номер?

– Скорее всего.

– Значит, это код. Клиент получает код от фирмы, фирма специалист, делает водяные знаки. Фирма дает код и средства, чтобы спрятать. Это стеганография. Клиент потом проверяет интернет, ищет свой код. Если видео украл пират, то поиск принесет успех.

– То есть по водяным знакам можно отслеживать динамику распространения видеоклипов?

Войтек кивает.

– Кто этим занимается, кто ставит водяные знаки?

– Есть многие фирмы.

– А можно по знаку определить, какая фирма его поставила?

– Клиенту не понравится такое. Проблема – безопасность.

– Может ли кто-нибудь обнаружить водяной знак, прочитать его? Не зная кода, не зная, кто его поставил? Не зная даже, есть ли этот знак?

Войтек несколько секунд думает, потом отвечает:

– Трудно, но сделать можно. Хоббс знает про эти вещи.

– Кто такой Хоббс?

– Вы встречались. Человек с «Куртами».

Кейс вспоминает злобное, беккетовское лицо, грязные ногти.

– Интересно. А откуда он знает?

– Математика. Тринити, Кембридж, потом работа на Америка, сотрудник АНБ [13] . Очень, очень сложный.

– Что, работа?

– Нет, человек. Хоббс.

Утро солнечное, «крестовый поход детей» бурлит вовсю.

Кейс стоит на Инвернес-стрит рядом с Войтеком, глядя на бескрайний людской поток. Запыленные фигуры действительно кажутся средневековыми в ярком солнечном свете; только идут не на Вифлеем, а в сторону Камденского шлюза.

Войтек нацепил на нос круглые солнечные очечки, которые делают его похожим на покойника с монетками на глазах.

– Я должен встретить Магду.

– Кто она?

– Сестра. Продает шапки возле Камденского шлюза. Пойдем!

Войтек ныряет в поток юных крестоносцев, увлекает Кейс за собой.