Шрифт:
Но я отвлекся. Сегодня мы празднуем, а не скорбим.
Потому что сегодня вечером я, наконец, поймаю маленькую воровку, которая накачала меня наркотиками и обокрала. Сегодня вечером моя ловушка захлопнется, и когда я обхвачу рукой ее горло, то блядь, сожму его. Сильно.
Словно по сигналу, боковым зрением замечаю красную вспышку. Поворачиваюсь, и мрачная, опасная улыбка на моем лице становится шире, а пальцы сжимают ножку бокала с шампанским.
Как и каждый раз, когда я смотрю на Аннику Бранкович, в моих венах бурлит пьянящий смертельный коктейль из ненависти и желания.
Есть причина, по которой она набросилась на меня той ночью пять лет назад. Конечно, наркотики, которые она подсыпала в напиток, не причинили вреда, но спустя пять лет, размышляя о случившемся, понимаю, что она усыпила мою бдительность.
Потому что как бы сильно я ни ненавидел Аннику… как бы сильно ни хотелось привязать её к бетонному столбу и утопить, как выводок кроликов-воров… я не могу отрицать тот факт, что всякий раз, когда смотрю на неё, у моего члена появляются другие идеи.
Такие, как грубо трахнуть её. Прижать к грязной земле и погрузить каждый свой толстый дюйм в каждую её тугую маленькую дырочку. Заставить кричать, пока её жаждущая маленькая киска сосёт мой член. Или смотреть, как она стонет и пускает слюни, пока я трахаю её в горло.
Мои фантазии с участием этой женщины, если я неясно выразился, не включают в себя занятия любовью с ней. Или даже «секс» с ней.
Они включают в себя доминирование над ней во всех смыслах этого слова. Включают в себя её на коленях, хнычущую, умоляющую и подчиняющуюся мне, с моей спермой, блестящей на её коже.
Я сжимаю челюсти.
Чёрт возьми.
Ненавижу себя за то, что думаю об этой женщине в таком ключе. Не то чтобы я часто её вижу — в конце концов, последние пять лет она от меня бегала. Но когда наши пути пересекаются, даже на мгновение или на таком расстоянии, как сейчас, каждый раз происходит одно и то же.
Нельзя отрицать, что Анника привлекательна. Наполовину американка, наполовину сербка, с высокой полной грудью и задницей, в которую можно впиться зубами. А еще высокая, как для женщины.
Мне это нравится.
Мой рост — 196 сантиметров, что делает меня высоким на Западе и грёбаным гигантом в Японии. А женщины пониже ростом никогда меня не привлекали. Они кажутся такими…
хрупкими.
Однако рост Анники близок к 183 сантиметрам. И хотя она худенькая, вероятно, из-за того, что много лет бегала и выживала, как могла, она кажется… не такой хрупкой.
Как будто я мог бы с ней справиться.
Прижать к полу.
Дико трахнуть её.
Я не свожу глаз со своей добычи, пока она берёт бокал шампанского у проходящего мимо официанта с подноса, а затем по какой-то странной причине с любопытством кивает Нив Килдэр.
О. Она пытается влиться в общество.
«Играй свою роль, сколько тебе вздумается, малышка», — мрачно думаю я.
Скоро ты будешь МОЕЙ.
Часть меня хочет сделать свой ход прямо сейчас. К чёрту попытки поймать её на краже вещи, которой даже нет в стране. Я мог бы сделать это прямо здесь. Сцена или нет, но у нас с Киллианом есть общие дела. Уверен, что он не стал бы возражать, если бы я сделал то, что необходимо, чтобы наказать того, кто причинил мне зло, как Анника.
Но как только начинаю представлять, что произойдёт после того, как я сомкну пальцы на изящном горле Анники, чувствую чьё-то присутствие у себя за спиной.
Нахмурившись, начинаю поворачиваться. Затем я замираю.
— Сота-сан, — тихо бормочу я, в замешательстве кланяясь, прежде чем встретиться взглядом со своим наставником. Он отмахивается от двух личных охранников, стоящих рядом с ним, и я недоверчиво смотрю на него.
— Какого чёрта ты здесь делаешь?
Как я уже сказал, Сота для меня и наставник, и как отец. Семья. В присутствии наших людей и на публике, да, я всегда буду оказывать ему почести и уважение, которых он заслуживает и которых ожидают в регламентированном, ультратрадиционном мире якудзы. Но наедине? Мы можем поговорить более непринужденно.
Сота криво улыбается мне.
— Я мог бы спросить тебя о том же…
Он внезапно сильно кашляет. Я морщусь, подходя к нему, но он отмахивается от меня, выкашливая ещё одно лёгкое, прежде чем вытереть рот шёлковым платком и убрать его обратно в смокинг.
— Прогуляйся со мной, друг мой, — тихо бормочет он. Впервые замечаю, что морщины на его лице стали глубже, а в глазах появилось непривычное беспокойство.
Я хмурюсь, киваю и беру его под руку. Мы вдвоём медленно идём по ухоженной лужайке, мимо гостей в саду и огибаем поместье Киллиана.
— Я всегда говорил тебе, Кензо, что лидер делает то, что необходимо. Быть королем не значит служить самому себе. Ты служишь тем, кем тебе поручено руководить. Быть королем — значит не цепляться за власть, а зарабатывать ее каждый божий день и показывать своим подчиненным, почему ты заслуживаешь этой власти.
Я киваю.
— Знаю.
Снова… Однажды это буду я. У Соты нет собственных детей, и даже когда он думал, что Хидэо мёртв, придерживался клятвы, которую дал Мори-кай несколько десятилетий назад. Акияма-кай — это империя сама по себе. Но даже сегодня она подчиняется Мори-кай.