– Наверное…

Он криво усмехнулся и взяв паспорт, внимательно его изучил. Смерив меня с головы до ног недоверчивым взглядом, уточнил:

– Что в Москве делаешь?

– Бабушку навещаю.

Он снова хмыкнул, глянув на портфель в моей руке.

– Сколько у них денег? – спросил он, возвращая паспорт.

– Сумму не знаю, но они говорили про «дипломат». Типа, «дипломат» с деньгами.

Старлей с сержантом переглянулись.

– Поехали, проверим, – кивнул сержант.

Голос у него был низкий, скрипучий, как железом по железу.

– Этого брать? – показал он на пьяницу.

Старлей только рукой махнул.

– А этого? – спросил сержант, показывая на меня.

– Нет! Я данные запомнил, если что. Давай за руль! Сами разберёмся.

Стартёр несколько секунд потарахтел, прежде чем схватился двигатель, и тут же взвыла сирена. «Козёл» сорвался с места и полетел вслед успевшей умчать довольно далеко «Волге». Да, судя по тому, что менты оказались похожими на джентльменов удачи из каких-нибудь девяностых, версию с бредом и галлюцинациями отметать было рановато.

Тем не менее, бред это был или не бред, но я видел фотографии того, что Толоконников сделал с девушкой. А значит… надо было идти в уголовный розыск, но время было не на стороне жертвы. Боюсь, объяснения могли бы затянуться. Стало быть, нужно было мчаться в другое место. Тем более, оно было недалеко.

Со всей дури я побежал обратно к универсаму. Выбежал на улицу и понёсся по тротуару, наслаждаясь давно забытым чувством лёгкости. Ноги и дыхалка работали, как у молодого. Будто не было миллионов выкуренных сигарет и цистерн выпитой за эти годы беленькой.

Удивительное дело, ритм столицы, спешащие по мокрому асфальту прохожие, летящие автомобили и свежий, несущий аромат наступающей весны ветер, вплетались в ритм моего бега и придавали мне сил и бодрости. Давно я не чувствовал себя таким энергичным и решительным.

Через несколько минут я подбежал к «Ленинградскому». Влетел внутрь, чуть не сбив пожилую даму, которую и бабулькой-то назвать язык не повернётся. Профессорша, не иначе.

– Молодой человек! – укоризненно подняла она брови.

– Простите, – улыбнулся я, останавливаясь и оглядывая грандиозный универсам. Надо было сообразить, куда двигаться дальше. Вероятно, нужно было двигать в тот или другой конец. Я пошёл быстрым шагом мимо стендов с продуктами в сторону большой таблички с надписью «Мясные консервы», колышущейся под потолком чуть дальше точно такой же вывески с рыбными консервами. Проталкиваясь сквозь очередь за колбасой, я дошёл до конца.

– Эй! – окликнула меня строгая пышнотелая продавщица в белом халате и чепце, когда я подошел к двери обозначенной, как служебное помещение – Куда?!

– К Кофману! – не задумываясь, выпалил я.

– Якова Михайловича нет! – сердито ответила она. – И сегодня не будет.

– Его нет или он не принимает? Это очень важно! Я по семейному вопросу!

– Нет его! – повторила она, будто отгоняя назойливую муху.

– Я всё-таки гляну, – кивнул я и нажал на дверную ручку.

– Да что это такое! Вова! Иди скорее!

Не дожидаясь появления Вовы, я заскочил в тёмный коридор и побежал, выискивая табличку с именем заведующего. Ага, вот и она, нашёл быстро. Я без стука толкнул дверь и ворвался в кабинет. Но Кофмана там не оказалось, кабинет был пуст. Правда, очень недолго. Тут же нарисовался крепкий дядечка, а за ним появились два пропитых грузчика в синих халатах.

– Ты кто такой? – с угрозой в голосе спросил, по всей видимости, тот самый Вова.

– Вова, где шеф? – уверенно перевёл я разговор в нужное мне русло. – Знаешь его домашний номер? Звони!

На шум подбежали тётушки с циничными лицами товароведов и бухгалтеров.

– Где Яков Михайлович?! – повысил я голос. – У меня важная и срочная информация!

Сначала повисла короткая пауза, заполненная недоумёнными переглядываниями, а потом трудовой коллектив пришёл к единогласному решению, о выдворении меня из служебных помещений. Почти к единогласному. Одна из участниц этого импровизированного собрания всё же решила сделать звонок шефу, но не дозвонилась.

А дальше всё пошло почти по Ильфу и Петрову. После непродолжительной гражданской панихиды тело было предано земле. Впрочем, меня, как Паниковского не бросали, а просто вывели из закромов родины.

Оказавшись на широком тротуаре, я бросился в сторону проезжей части. Мимо припаркованных авто и мимо прохожих, спешащих в универсам и из универсама. Обогнув засыпанный подтаявшим снегом газон, я оказался на краю и поднял руку.

Москвичата и жигулята, волжанки и МАЗы, «Кубани» и рафики, ЛиАЗы и ЛАЗы. Машин было много! Железный поток! Конечно, не так много, как пару часов назад, когда я ехал на съёмки, маринуясь в пробках, но и не мало. И, главное, все эти «средства передвижения», за редким исключением, были созданы во второй экономике мира. То есть тут, у нас, в Союзе.