Но выпитое вино глушит страхи. Поэтому Владимир, потягиваясь, со старательно вплетенной в голос ленцой, проговорил:

— Да у него этих японок… в личинах. На целый гарем хватит.

Аркадий, поднесший свой бокал к губам, натурально плюнул вином, они оба расхохотались в голос, как будто Владимир действительно сказал что-то смешное. Но Аркадий вдруг стал серьезным.

— Покажешь?

Если бы он тогда сказал «нет». И может быть, всё пощло по-другому, круг разомкнулся. Теперешний Владимир, разменявший полвека, часто в ночных кошмарах кричит себе восемнадцатилетнему: «Нет! Не делай этого! Это ловушка!»

Но тогдашний малолетний пьяный балбес только усмехнулся, стараясь скрыть нахлынувший страх:

— Да запросто.

…Неужели он всегда боялся Аркадия? Его насмешек, его знаний? Иногда казалось, что этот человек смотрит тебе прямо в душу и видит тебя насквозь, похлеще любого ясновидящего. И это знание в любой момент может обернутся хлестким обидным словом или язвительным стишком.

Или наоборот, поддержкой в самый важный момент. Пара слов, и оценка за экзамен уже не волнует, и к понравившейся красавице подходишь без всякого стеснения.

Нет, не боялся он своего лучшего друга. Всё это шелуха и ложь, а может, и очередная попытка себя оправдать. Уважал, да. И, чего греха таить, искал одобрения. Потому что когда Аркадий говорил: «хорошо», значит, и правда вышло здорово.

И именно поэтому он тогда встал, подошел в двери и позвонил в колокольчик. И велел появившемуся лакею:

— Пригласи сюда Императорского дива.

А потом они с другом снова звякнули бокалами и принялись ждать.

И вино еще не успело закончиться, как он появился.

Улыбающийся блондин средних лет, в простой рубашке с распахнутым воротом перешагнул порог. Владимир до сих помнит две мысли, что тогда пришли ему в голову. За кого он выдает себя, там, на стройке? У этого блондина наверняка еще жива родня. Вдруг его узнают?

Но как только двери закрылись, улыбка сползла с лица вошедшего вместе с личиной.

Он, Императорский див, отлично знал, кому можно показывать свой истинный облик.

…И в нем уже почти не осталось ничего японского, разве что скулы да слегка раскосые глаза. Да что там говорить — он уже настолько походил на отца, что его можно было принять за брата Владимира от какой-нибудь восточной красавицы.

— Удивительно, — ответом на эти мысли стал голос Аркадия, — еще пара-тройка лет, и его без опасений можно будет выдавать за вашего фамильяра.

Див неожиданно опустился на колени, по японской традиции коснулся лбом пола и замер, очевидно ожидая приказа или того, зачем его позвали. Никогда прежде он не выказывал наследнику такого почтения.

Владимира же, несмотря на уже принятый дивом истинный облик, всё не отпускал озноб. И это противное липкое чувство точно не связано с личиной. Это страх? А может, наоборот? Непрошенная мысль о том, что бесконечно могущественное существо, без принуждения заклятием, вот так запросто подчиняется, да еще и на глазах у вечного конкурента и друга, взбудоражила какие-то струны в душе?

— Пусть покажет японку, вели ему, — напомнил Аркадий. Владимир почему-то избегал смотреть на товарища, он не мог отвести взгляд от существа, распростершегося на полу у его ног. Приказать ему… Вот так запросто? Такую… ерунду?

Владимир судорожно сглотнул, понимая, что терять лицо ему сейчас никак нельзя, и сказал бодрым и веселым, как ему казалось, голосом:

— У тебя ведь есть среди личин японские девушки. Покажи нам самую красивую.

Он ожидал вопросов, может, даже спора, но нет. Не успел он моргнуть, как с пола поднялась в полный рост совсем юная японка. Длинные черные волосы спадали чуть ли не до пола, а сама она была такая маленькая и хрупкая, что казалась совсем ребенком. Однако небольшая, но красивая и крепкая грудь виднелась в вороте слишком широкой, не по размеру огромной для такого маленького тела рубашки, закрывшей девушку чуть ли не до щиколоток. Остальная одежда свалилась и лежала грудой на полу.

Владимир, чтобы не смотреть на эту грудь, поднял взгляд выше, на тонкую шейку, и ему показалось: кожа девушки настолько тонкая и прозрачная, что видно, как над выпирающей ключицей пульсирует голубая жилка.

В лицо диву он смотреть тоже избегал. Застыл, боясь лишний раз вздохнуть.

— Кем была эта красотка? — вывел его из ступора привычно-беспечный голос Аркадия.

— Любимой наложницей моего князя, — немедленно ответил див. Голос оказался нежным и звонким, как колокольчик.

— За что же… твой князь казнил ее? — наконец-то справившись с собственными голосовыми связками, проговорил Владимир.

— Он ее не казнил. Ее отравили из зависти. И когда она умирала, господин велел ее поглотить, понимая, что спасти ее нельзя. Он думал, это поможет ему перенести утрату. Он очень любил ее.

— И как? Помогло? — в голосе Аркадия явственно слышались и насмешка, и искренний интерес.

— Нет, — коротко ответил див.

На несколько мгновений повисла тишина. Которую опять нарушил Аркадий.