– Ладно, – свернула я с неприятной темы, – не суть. Лучше расскажи мне, что за персона сегодня в президентский заселяется? Любопытно же!

– Наташка тебе ничего не сказала, пока в кабинете мурыжила?

Я фыркнула и отрицательно покачала головой. Я последний человек, с кем наша супер-мегера-вайзер будет чем-либо делиться.

– О-о-о, такой гость, что закачаешься, Ветрова! Сейчас он тут весь персонал по линеечке построит, чувствую, – округлила глаза Светка. И вот не пойму, это у нее маской на лице застыло восхищение или испуг?

– Так, Кошкина, а если без загадок? – закатила я глаза.

Мы как раз остановились посреди пустого коридора. Светка только открыла рот как тут – в этот самый неудачный момент – один из лифтов пиликнул, сообщая о прибытии на этаж. Да ё-моё! А так как персоналу категорически запрещается болтать или попусту терять время в течение рабочей смены, иначе могут пожаловаться, то:

– Блин! – ругнулась Светка, скорчив моську и добавив еще парочку крепких слов, подхватила свою тележку. – Давай на обеде, идет? – крикнула, уже уносясь прямо по коридору. – Все на обеде!

Идет. А что еще я могла сказать? Снова рыбка сорвалась.

Я подхватила свой инвентарь, улыбнулась показавшейся на этаже чопорной пожилой паре и двинулась в сторону закрепленных на сегодня за мной номеров. Смирившись с ожидающими меня пятью часами неуемного любопытства.

Глава 2

Демьян

– Все! С меня хватит, Демьян Романович. Я ухожу! – заявила во весь голос няня дочери, без стука и приглашения врываясь в мой рабочий кабинет.

– Постойте! Подождите, туда нельзя! – с воплями влетела следом моя секретарша.

Ну, что за день?

Я вздохнул и взмахом руки остановил секретаря. Кивнул, обозначив, что все в порядке и она может быть свободна. Карина дурой не была и тут же удалилась.

Няня же тем временем, не найдя преград, ураганом пронеслась от двери до моего рабочего стола, размахивая полами своего вязаного кардигана, и плюхнулась в кресло для посетителей.

– Это просто невыносимый ребенок! – заявила женщина в сердцах.

Я многозначительно вздернул бровь и уставился на взъерошенную, раскрасневшуюся даму преклонных лет. Ощущение, что за ней гналось стадо бизонов, не меньше.

– Что, простите? – совершенно спокойно переспросил я.

– Что слышали, Демьян Романович! Всему есть в этой жизни предел, и моему терпению в том числе! Я ухожу!

– Марья Ивановна, а вы не забываетесь ли, часом? Что значит, ухожу? Куда, в конце концов? – непонимающе уставился я на женщину, окончательно позабыв про отчеты, которые до отъезда, кровь из носу, нужно было проверить. В теории. На практике же – проще застрелиться, чем совладать с бунтующим сегодня моим женским окружением.

– То и значит. Да хоть куда, но как можно подальше от вашего неуправляемого сорванца! Я больше так НЕ-МО-ГУ! – женщину буквально трясло от злости. – Я с вашей Доминикой точно заработаю себе нервный тик, тремор и преждевременную седину!

Я скептически вздернул бровь, рассматривая уже и так значительно поседевшую шевелюру няни. И вот не припомню, она ко мне на работу уже такая устроилась или…?

– Не смотрите на меня так. Все, я сделала все, что смогла, Демьян Романович, – гордо вздернула нос нянька. – Увольте от дальнейших мучений.

– Так, – вздохнул я, откладывая ручку и папку с документами. – Вы можете мне спокойно объяснить, что произошло на этот раз? – поднимаюсь из-за стола, пряча руки в карманы брюк.

– Да ничего нового, собственно. Этот несносный ребенок совершенно не поддается дрессировке.

– Ну, она и не звереныш, чтобы ее дрессировать, – резонно заметил я.

Хотя иногда выходки у дочери такие, что хоть стой, хоть падай.

– Что Доминика выкинула на этот раз, Марья Ивановна? – потер я переносицу.

– Натравила на меня вашу охрану! Нет, вы представляете? Закричала, что я ее похищаю, видите ли! Реветь начала, брыкаться, упираться. Мне целых полчаса пришлось объяснять мужчинам в форме, что я ее няня, а не похитительница. Тогда как ваша дочь взяла и убежала. Убежала от меня! Ну, разве это дело? По этой девчонке плачет сцена. Такой талант пропадает, ей богу!

– Что-что она сделала? – переспросил я, уставившись на собеседницу в неверии. К своему стыду, признаюсь, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех.