Слово о флоте Российском
Куприн Александр Иванович
Чехов Антон Павлович
Лермонтов Михаил Юрьевич
Грин Александр Степанович
Горький Максим
Бунин Иван Алексеевич
Короленко Владимир Галактионович
Карамзин Николай Михайлович
Бестужев-Марлинский Александр Александрович
Станюкович Константин Михайлович
Даль Владимир Иванович
Радищев Александр Николаевич

В книге представлены произведения А. Н. Радищева, Н. М. Карамзина, А. А. Бестужева-Марлинского, В. И. Даля, К. М. Станюковича, И. А. Бунина и других русских писателей XVIII — начала XX века, отразивших в художественной форме историю превращения России в морскую державу.
СЛОВО О ФЛОТЕ РОССИЙСКОМ
Морские повести русских писателей
*
Художник Ю. А. Кищенко
Составители В. П. Казарин, А. Н. Рудяков
Редакционная коллегия:
И. П. Гайдаенко, С. Л. Дондуа, В. П. Казарин,
А. И. Колесниченко, Л. Ф. Кулиш,
В. В. Нарушевич, Л. Н. Панасенко
Феофан Прокопович
СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ О ФЛОТЕ РОССИЙСКОМ И О ПОБЕДЕ, ГАЛЕРАМИ РОССИЙСКИМИ НАД КОРАБЛЯМИ ШВЕДСКИМИ ИУЛИА 27 ДНЯ ПОЛУЧЕННОЙ. ПРОПОВЕДАНО ПРЕОСВЯЩЕННЫМ ФЕОФАНОМ, ЕПИСКОПОМ ПСКОВСКИМ, В ЦАРСТВУЮЩЕМ САНКТПИТЕРБУРХЕ ПРИ ПРИСУТСТВИИ ЦАРСКОГО ПРЕСВЕТЛАГО ВЕЛИЧЕСТВА И ВСЕГО СИНКЛИТА 1720 ГОДА, СЕПТЕМВРИА 8 ДНЯ[1]
Продолжает бог радости твоя, о Россие, и данная тебе благополучия новыми и новыми благополучии дополняет. Тот год прошол без виктории твоея, в который не понудил тебе неприятель обнажить оружия. Аки бы рещи: тогда нам жатва не была, когда они не сеяли. Не воспоминая преждних, в прошлом году, когда крыемое долго сосед наших немиролюбие яве откровенно стало, кия плоды пожал мечь российский видели мы с радостию, видели они с великим своим плачем и стенанием. Лето нынешнее было, по видимому, в нечаянии новых славы прибылей, понеже корабельный флот, смотрением политическим удержан, из гавани не выходил. И се над чаяние прилетает к нам 6-го дня июня весть радостная щастливаго наших воев действия с немалою неприятеля утратою[2]. Еще же ведомость тая, почитай, говорити не перестала, и се летит другая и гласит нам викторию, в 27 день иулия полученную. Се уже пред очима нашима и плоды ея доволынии; взятии фрегаты, и воинство, и аммунициа, честный и богатый плен. Продолжает воистинну и умножает бог радости твоя, о Россие!
Как же умолкнем тако обрадованни? Как умолчим о сем? Разве были бы добра нашего не любители и добра того подателеви богу нашему нс благодарни! Но что предложим? Что скажем ныне, дабы слово было и сему благополучию прилично, и нам не безполезно? Двое усмотреваю, беседы и разеуждения достойное: первое — милостивое к нам божие смотрение, таковых водных викторий виновное, то есть что благовремение подвигнул бог дер-жавнейшаго государя нашего к устроению морскаго флота; второе — присмотретися собственно лицу виктории сея. В первых, яко собственное было божие смотрение, когда воспламенися царево сердце к водным судам, таже и к устроению флота великаго; яве показуется отсюду, яко охота тая в сердце его родилась от малаго случая, от обретения некоего ботика обветшалого, о чем пространнее любопытный увидит в предословии морскаго регламента[3]. Не слышал монарх в младости своей пространных о морском плавании повестей, не наводил его к охоте сей никто учением, советом, предложением многих нужд. Хотя бы и так было, и то было бы не без смотрения божия, без него же ничто же бывает, но было бы то смотрение обычное. А что без таковых явных причин и поводов деется, еже мы нарицаем случаем, то деется собственным и чрез обычайным вышняго смотрением. Что бо мы нарицаем случаем, случай нам есть, понеже без нашего намерения и чаяния стается, но у бога не случай есть, без его же воли и определения ниже малая птица падает. Тако, например, не произвольное убийство, когда кто кого стрелою, иным намерением лущеною, умертвит, случай у нас нарицается, а писание то восписует действующему богу; тако бо не волею убиениаго нарицает закон от бога на смерть преданнаго: Исход, глава 21. Где бо не видим внешних дела некоего вин, там знатнее являет себе действие божие.
Аще же тако о божии смотрении мудрствовати долженствуем и в всякаго человека случаях, кольми паче в случаях, царем бываемых, на них бо состояние всего отечества висит. И смотрение божие, сердца их управляющее, есть общее ко всему народу смотрение. Того ради и собственно о них глаголет Премудрый: «Сердце царево в руце божией». И от сего известно, что случай оный найденаго ботика был по собственному божию смотрению. И зри, как премудрый бог, который являет силу свою в малых и не сущих вещех, и зде подобие сотворил. Понеже бо и богатство, и повеление царское сильно есть, только бы к чему была воля его; того ради вся великая дела, царским повелением творимая, разум человеческий наречет просто человеческая, не усмотревая в делах таковых, яко от сильнаго творимых, другой невидимой силы. И тако смотрети подобает на начало дела, от которой и каковой вины двигнулася к тому воля царева. Аще бо и зде будет некая вина сильная, царское сердце к делу понуждающая, яко например: нашествие неприятельское понуждает собирати воинство, делать крепости, сооружа-ти аммуницию и прочая, то и зде еще человек, не глубоко разсуждающий, не увидит смотрения божия, но все тое просто человеческим промыслом назовет. Аще же некая вещь малая, не нуждная и презренная, двигнет дух монарший, и произыдет он к делу великому, не видеть зде видимаго промысла, но мощно видеть смотрение невидимое. Тако, когда Ассвер царь персидский не возмогл единой ночи уснуть и скука тая позвала его ко чтению книг памятных, и, нашед в них прислугу к себе верную Мардохеа, первее двигнулся к награждению мужу оному единому, а потом и весь народ иудейский не точию от губительных наветов Амановых избавил, но и вопреки, предав Амана на смерть, сотворил иудеи беспечальны и сильны. Кто не исповесть, что неспание оное Ассверово и истории чтение, толикому людей божиих благополучию виновное, было от нарочитаго смотрения небеснаго? И того ради, мнится мне, неспание оное, о котором еврейский текст просто глаголет, что не могл уснути Ассвер, седмьдесят же перевели с толком тако: «Господь отъя сон от царя в нощи оной».
Смотрим же, не тако ли действовал бог и у нас, когда Россию флотом морским вооружити благоволил? Была нужда России имети флот, яко не единаго моря пределами своими досязающей, но нужды той еще никто, еще и сам монарх российский, не ощущал. Видел един всевидец бог главную флота нужду, определяя нам на времена сия завладение сего помория. А от человек кто сие провидети, кто пророчествовати могл? И то первый знак, что возбужденная в монаршем сердце к морскому плаванию охота не от промысла человеческаго была. Да еще же, что охоте той вину подало? Негде по случаю найденный (яко же выше помянуто) малый, ветхий, презренный ботик. О том стал первее легкий вопрос, а с полученнаго ответа возгорелась охота, да еще только к водному гулянью; скоро ж, больше и больше разгараяся, сердце пролилось, аки пламень, ко устроению великаго флота. Кто зде не видит явнаго божия смотрения? Не той ли сие действовал, который и о умножении церкве своея предложил притчу? «Подобно, — рече, — есть царствие небесное зерну горушичну, еже взем человек всея на селе своем. Еже малейше убо есть от всех семен: егда же возрастет, более всех зелий есть, и бывает древо: яко приити птицам небесным и витати на ветвиях его». А кто же не скажет, что малый ботик против флота есть, аки зерно против древа? А от того зерна возрасли сия великая, дивная, крылатая, оруженосная древеса. О ботик, позлащения достойный! Тщалися нецыи искать на горах Араратских доски ковчега Ноева; мой бы совет был ботик сей блюсти и хранити в сокровищах на незабвенную память последнему роду.
Удивило себе еще божие смотрение, подая сердцу монаршему неусыпное тщание и благословя дело сие дивным благопоспешеством, так, что и лютая и еще тогда нам тяжкая война не могла зделать препятия, и воевано, и строено подобие, как о иудеях, Иерусалим по возвращении вавилонском созидающих, пишется: «Единою рукою своею творяху дело, а другою держаху мечь».
Но се паче всего дивнейше есть: возбужденный к делу сему монарх, недоволен прилежным своим попечением и тщанием, недоволен учением подданных своих, сам корабельной архитектуре, — еще и то мало, — сам архитектуры тоея древоделию учитися потщался, отложив весь покой, восприяв трудную и не безбедную перегринацию[4]. Образ в свете еще неслыханный! А где уже онии римскии Квинтии и Фабрикии, которым удивляются историки, что, бывше на время диктаторы, не возгнушалися паки трудитися в земледелии? Помрачил славу их Петр, который купно и скипетр, и мечь, и древодсльная орудия носит, не урод телом, но дивен делом, многоручный нарещися достоин.
Кто всего сего смотрению божию не воспишет, тот смотрению быти не доверяет.
Мы же, познавше с предложенная разсуждения, яко нарочитое и собственное к делу сему было смотрение божие, еще посмотрим, как тое смотрение милостивое есть к роду российскому, а сие познаем с превеликия пользы, которую отечеству нашему флот морский подает.
Суесловие есть, естьли не безумие, некиих стихотворцев, котории так плавания воднаго ненавидят, что и первых того изобретателей проклинают. Обычно господа онии вымыслы своя нарицают некиим восхищением, или восторгом, — да часто им в восторгах своих недоброе снится. Охуждают навигацию, но плодов ея не отметают. Подобие они же страхов воинских, правительских попечений и судебных трудов не любят и вельми похваляют покой жития сельская, а не разсуждают того, что покой сей без воинских, правительских и судебных непокоев быти не может.