— Да, он солгал. Оказывается, моя мама была просто бедной перепуганной сучкой, которая пришла умолять его взять меня к себе, потому что кто-то охотился за ней. Он даже не узнал ее имени, только то, что она боялась за наши жизни и нуждалась в Лютере, чтобы уберечь меня от тех, кто за ней охотился.

— И Лютер просто взял тебя к себе? Даже несмотря на то, что он не имел к ней никакого отношения? — Спросила я в замешательстве. Казалось более чем немного странным идти к известному главарю банды и просить его усыновить твоего гребаного ребенка. Наверняка в этой истории было что-то еще.

— О, у него действительно была с ней связь, — с горечью пробормотал Рик.

— Он твой настоящий отец? — Я выдохнула, и мои глаза расширились от понимания.

— Нет, — отрезал он. — Хотя, если можешь в это поверить, я бы предпочел, чтобы это был он, чем признавать правду о том, кем на самом деле был мой отец.

Я нахмурилась еще сильнее, потому что я действительно ничего не понимала. — Рик, я не понимаю. Если Лютер не твой отец, тогда почему он взял тебя к себе? Какая у него была причина…

— Я был незаконнорожденным сыном его брата. Знаешь, того самого брата, который трахнул его жену, прежде чем убить ее и отнять у Фокса его мать, — прорычал он, отворачиваясь от меня и внезапно став тем потерянным мальчиком, которого я когда-то знала, что мое сердце разбилось из-за него, и я не смогла удержаться, чтобы не наклониться вперед и не заключить его в свои объятия.

— О, Рик, — пробормотала я. — Мне так жаль.

Он застонал, пытаясь отстраниться от меня, но я прижалась крепче, и после нескольких безуспешных попыток оттолкнуть меня, вместо этого он обхватил меня руками и крепко прижал к своей груди, поддаваясь связи между нами.

— Полагаю, это многое объясняет, — пробормотал он. — Например, почему Лютер готовил меня ко всей этой грязной работе. Откуда он знал, что я смогу справиться с пятнами крови на своих руках и повреждением своей души. Это также объясняет, почему он никогда не хотел, чтобы я был главным. Он знал, откуда я, знал о предательской, испорченной крови, которая текла в моих жилах, и он…

Я наклонилась и заглушила мерзкие слова, слетевшие с его губ, поцелуем таким крепким, что остались бы синяки, боль в нем и во мне столкнулась в жестоком, гневном столкновении ртов, в котором не осталось места ни для чего другого, кроме нас двоих и всех потерь и обид, которые мы оба пережили, когда были порознь.

— В тебе нет ничего испорченного или грязного, Маверик, — прорычала я, прикусывая его нижнюю губу, когда он попытался покачать головой, и заставила его лечь подо мной, а сама оседлала его, в то время как моя рука обхватила его горло в знак предупреждения. — Меня не волнует, был ли твой отец самим дьяволом и облачил ли он тебя в грех в момент твоего рождения, потому что ты — это все еще ты. Все еще мой Рик. И нет ни одной вещи в этом или следующем мире, которая могла бы заставить меня хотеть тебя меньше.

— Фокс потерял свою маму из-за моего отца, — сказал он, пытаясь отстраниться, но я не позволила ему, мои губы снова прижались к его губам, а хватка на его горле усилилась.

— Этот человек не был тебе отцом. Он лишь прах и кости. Гребаное ничто.

— Так кем же это делает меня, если я возник из ничего? — спросил он, его голос был пустым и безнадежным, а его хватка на моей талии усилилась до боли, словно он думал, что будет падать вечно, если совершит ошибку и отпустит меня.

— Моим, — просто ответила я. — Ты мой, Рик. И я не отпущу тебя, как бы сильно тебе ни хотелось сбежать.

С его губ сорвался стон, настолько животный, что заставил мою спину выгнуться, как у кошки, когда я чуть приподнялась, чтобы получше рассмотреть его, прижатого ко мне.

Он был так чертовски красив, этот татуированный бог был в моей власти и распростерт под моим телом, как будто я была тем единственным в этом мире, чего он желал больше всего на свете. Единственным, ради чего он преклонил бы колени, сломался, умер.

— Громкие слова для напуганной маленькой девочки, — прорычал он, сжимая в кулаках слишком большую футболку, которая все еще была на мне надета, и заставляя мое сердце гулко биться от брошенного им вызова.

— Да? — спросила я, встретившись с ним взглядом, и желание зажгло его темные глаза и прожгло меня до глубины души.

Моя киска была скользкой и пульсирующей, а мои соски были такими твердыми, что я была шокирована тем, что они еще не пробили дырки футболке, и вместо ядовитых слов Шона в моих ушах, я могла слышать только грохот своего пульса и пьянящую гребаную потребность, которую я чувствовала к этому мужчине.

— Ну же, дикарка, покажи мне, что я принадлежу тебе, если ты думаешь, что это действительно так.