— Это неправда, Рик, — твердо сказала я, выдерживая его взгляд, несмотря на боль, которую я чувствовала от его обвинений. — Я никогда не была всем, что у тебя было. У тебя всегда были твои мальчики. Это никогда не были я и ты, или я и Джей, или я и Чейз, или даже я и Фокс. Это были все мы.

— Всегда были и всегда будем, — пробормотал Джей-Джей, словно эхо слов, которые мы произносили бесчисленное количество раз в нашем прошлом, хотя я слышала насмешливые нотки в его голосе.

— Да, Джонни Джеймс, так и есть, — огрызнулась я. — Так что нам просто нужно понять, что, черт возьми, это значит для всех нас сейчас.

Мы все молча смотрели друг на друга, пока дождь продолжал барабанить по огромным стеклянным окнам, выходящим на фасад дома, и молнии сверкали, освещая гребни волн в бушующем океане за ними.

Маверик долго и пристально смотрел на меня, в его взгляде была такая отчаянная тоска, что на какой-то безнадежный миг мне показалось, что этого было бы достаточно, чтобы мы нашли способ преодолеть это. Но, резко покачав головой и гневно зарычав, он отвернулся от меня и направился к стеклянным дверям, которые вели на веранду, выходящую на пляж.

— Мне, блядь, нужно выпить, — прорычал он, хватая бутылку дорогого на вид ликера из шкафчика рядом с дверью, прежде чем широко распахнуть ее и выйти обратно в шторм.

Я сделала движение, чтобы последовать за ним, но Чейз поймал меня за руку, покачав головой. — Я пойду, малышка. Я думаю, нам с ним все равно давно пора поговорить.

Я замерла, когда Чейз отпустил меня и вышел под дождь вслед за человеком, которого он называл своим братом, и когда стеклянная дверь между нами закрылась, я обхватила себя руками, пытаясь не чувствовать безнадежности, которая пыталась меня утопить.

— Роуг, — медленно произнес Джей-Джей позади меня, и я перевела на него заплаканные глаза, когда он протянул руку, чтобы провести пальцами по моей щеке. — Просто… дай нам немного времени. Ладно?

Мои губы приоткрылись в знак протеста, но что я могла сказать? Я облажалась. Я знала это. Они имели полное право ненавидеть меня, если это было то, что они чувствовали, и я не имела права ожидать, что они этого не сделают. Поэтому, несмотря на то, как сильно мне было больно это делать, я кивнула в знак согласия и смирилась с болью, которая пронзила меня, когда Джей-Джей убрал руку и отвернулся.

Он направился вверх по лестнице, и вскоре до меня донесся шум душа, а я осталась стоять как вкопанная, не зная, что мне вообще с собой делать.

Постояв еще несколько секунд в мокром халате, я пересекла комнату, подошла к одному из огромных диванов, схватила со спинки покрывало и свернулась под ним калачиком, оставшись наедине со своим чувством вины и поражения.

Ветер хлестал вокруг меня, когда я уселся на веранде, а дождь лил с балкона надо мной и стекал на пляж. Я уперся локтями в колени и запустил руки в волосы, пытаясь осознать, что Шон не только прикасался к моей девочке, оставлял следы на ее коже и делал бог знает что еще, но она, блядь, сама решила пойти к нему. Отдалась ему, как девственница в жертву Кинг, мать его, Конгу, и теперь ущерб от этого распространялся по всем нам, как болезнь.

Я не знал, чего хотел больше: пустить пулю себе в голову, проявить творческий подход раскромсав ножом лицо Шона, увидеть, как Роуг встанет передо мной на колени и будет молить о прощении, или просто затащить всех в этом доме в бушующий океан и позволить ему утопить нас всех.

Но при всем том, что я хотел сделать, я ничего не делал.

Я сидел и проваливался в пустоту сожаления и опустошения, где жили все ошибки моего прошлого.

Когда пальцы сомкнулись на моем плече, что-то щелкнуло в моем мозгу, как резинка внутри черепа, и я схватил ублюдка, думая о Красински, когда поднялся на ноги и сомкнул руку на его горле.

Чейз потерял равновесие на травмированной ноге и, споткнувшись, врезался в белую колонну, поддерживающую балкон, а я уронил руку, и мои пальцы загорелись от того, что я сделал.

— Черт возьми, Маверик, — прорычал он себе под нос, выпрямляясь, и румянец залил его щеки.

Я ненавидел это. Его стыд. Может быть, мне следовало бы наслаждаться им после всего, но у меня заканчивались оправдания для ненависти к этим мальчикам, а те немногие, за которые я держался, уже иссякли. Может, Чейз и предал Роуг, но, блядь, он уже заплатил за это в десятикратном размере.

— Не надо было подкрадываться ко мне, — прорычал я, как последний мудак. Я не собирался извиняться, потому что… ну, может быть, я просто упрямо цеплялся за ненависть во мне. Она была всем, что я знал очень долгое время, и, отпустить ее, означало бы, что все это было напрасно. А, может, она просто, черт возьми, была всем, что я знал.

— Я не подкрадывался. Я трижды произнес твое имя, — сказал он, доставая пачку сигарет и прикуривая одну.

— Неважно. Иди сюда, — сказал я грубо, схватив его за руку и потянув вниз, чтобы он сел на скамейку рядом со мной, не глядя ему в глаза.