Больше всего восхищался крайней формой аскетизма – столпничеством. Восторгался Семионом-Столпником, в Википедии о нем сказано:

«Двенадцати лет, оставив отчий дом, он пришёл в монашескую обитель, где был принят послушником. Однажды игумен по делам отправился в Антиохию, взяв с собой и Даниила. По дороге они проходили мимо места, где на высоком столпе подвизался преподобный Симеон Столпник. Даниил, увидев столпника, в молитве претерпевавшего лишения и непогоду, возгорелся желанием подвизаться таким же образом. По благословению святого Симеона Даниил удалился в окрестности Константинополя, во Фракии, поселившись на месте заброшенного языческого капища, где ему пришлось претерпеть многие бесовские искушения.

Воздвигнув высокий столп, Даниил много лет провёл на нём в духовном подвиге. Житие сообщает, что Даниил был удостоен от Бога дара чудотворения и исцеления. Место его отшельничества стало притягивать паломников и страждущих, обращавшихся к нему за помощью. Ближе к концу своей жизни Даниил был рукоположён во пресвитеры (хиротонию совершил Константинопольский патриарх, а сам Даниил даже не сошёл со столба).

Скончался Даниил 11 декабря в 489 или 490 году, проведя на столбе более 30 лет»,

Еще восхищался Алипием Столпником, тот «… на месте языческого храма основал церковь, а рядом с ним под открытым небом соорудил из старинной колонны столп, на котором 53 года постоянно молился Богу, а также поучал и наставлял многих, приходящих к нему. Постепенно около столпа возникли два монастыря: мужской и женский, в которых он ввел строгие монашеские уставы и управлял ими до своей смерти. Скончался в возрасте более 100 лет».

Серафим Саровский. На протяжении ряда лет жил в лесу и питался только снытью, это такая трава, ею заменяют капусту в борщах, маринуют и все такое, а также лечат ею подагру, а еще он ровно тысячу суток пробыл в столпничестве на каменном валуне, общаясь с Богом.

В те ранние годы я захлеб читал и перечитывал «Искушения святого Антония», величайшая книга Флобера, которую он писал всю жизнь, рекомендую.

Столпников были сотни, если не тысячи, последним из великих был Никита Столпник Переяславский, хотя не на столбе стоял, а вырыл глубокий колодец и находился на дне, чтобы видеть только небо. А еще прорыл подземный ход в ближайший монастырь, куда ночью ходил тайком молиться.

Вообще аскетизм и подвижничество были популярны в мире и в России вплоть до революции, когда пришло новое понятие подвига, уже не духовного, а в чисто физическом плане, более понятного народу. Для простого и очень простого народа в «Двенадцати стульях» высмеивается аскет, что ушел от мирской суеты и соблазнов, пролежал сколько-то лет в гробу, а там его замучили клопы.

Хрущевская оттепель пришла, когда я работал слесарем на заводе ХЭЛЗ, железный занавес чуточку приподнялся, первыми к нам под ним протиснулись индийские фильмы с Радж Капуром и йога. Увлекшись последней, я мечтал уйти в лес и предаться великой аскезе, чтобы никто не мешал и не уговаривал выпить и по девкам. В городе аскеза немыслима, потому завербовался на Крайний Север, а позже, проработав полтора года на лесоповале, перебрался в 29-ю геолого-разведывательную партию в отрогах Сихоте-Алиня на Дальнем Востоке.

Это не аскеза, хотя от мира и мирской жизни отрывало на полгода с 1-го мая до 7-го ноября, из тайги выходим только на зиму, по пояс в снегу не походишь, многие соблазны отрезало по дефолту, в Уссурийской тайге мог самосовершенствоваться почти без помех.

Когда наконец вернулся через несколько лет в город, сообщил старым друганам, что не курю, не пью, занимаюсь своим телом и духом, пошли все на хрен, звери умытые.

И все так же по-прежнему остаюсь аскетом, что удален от писательских посиделок, конф, и всяческих съездов. В ответ полный игнор, дескать, такого писателя вообще не существует, мы вообще такую фамилию и не слышали.

Меня вполне устраивает, ненавижу эти дурацкие пьянки, где эти существа сбиваются в стадо, полагая, что так становятся стаей. Читатели у меня есть, это главное, а от любых литературных премий отказался с момента «гласности и перестройки».

Никогда-никогда не старался поддерживать дружеские связи с редакторами. Напротив, старался их избегать. Любая дружба обязывает!.. Друг и даже просто приятель допустит поблажку другу, а это значит, может пропустить в печать слабое произведение, если оно, конечно, не совсем провальное, закроет глаза на некоторые огрехи.

Такого отношения не хочу и никогда не хотел. Редактор может закрыть глаза, но читатель не закроет. Слабая книга может остановить продажу следующих.

Не посещаю тусовок, различных конов. Там большинство с той же целью завязывания связей и укрепления внелитературных позиций, к тому же пить давно бросил, а непьющий в пьющей компании – это же классовый враг и шпиен.

В то же время я человек дружелюбный, у меня много друзей, а из писателей только Гомер, Шекспир, Кант, Толстой, Чехов и вообще все топовые авторы и философы всех времен и народов, не говоря же о всех известных фантастах мира.