Российская империя, май 1889 г. Плотная и, до дрожи пугающая обывателя, атмосфера ужаса, нависшая над Британией и Америкой, шагнула на российскую землю, без приглашения отметившись в её столице — Санкт-Петербурге. Ряд жестоких и непонятных убийств потряс воображение петербуржцев, давно привыкших к разного рода криминальным неожиданностям. Но последние преступления опережали время возможностей тогдашней криминалистики и сыскного дела, а следовательно, могли перейти в разряд "нераскрытых". Вся надежда на столичных профессионалов, людей одержимых своим делом.
Нынешнему убийце, не оставляющему улик и следов, противостоит дуэт из старшего агента столичной сыскной полиции Лавра Феликсовича Сушко, ученика и последователя И.Д. Путилина, и, умудрённого опытом, судебного медика Петра Апполинарьевича Вяземского, ученика и последователя И.М. Сорокина и А.П. Загорского. А если к расследованию подключается сам начальник Сыскной И.Д.Путилин, серийный убийца не останется безнаказанным.
Пролог
Ошибки, глупость, грех и скупость чередою
Наш занимают ум и заражают кровь;
Раскаянью даем мы пищу вновь и вновь,
Как труп дает червям насытиться собою.
(Ш.Бодлер. "Цветы зла").
ПРОЛОГ
Майский день застал поезд "Варшава — Санкт-Петербург" в самом начале пути. Полуденное солнце настойчиво поблёскивало серебристой гладью бесконечной череды рельсов. Там, в неоглядной дали скрывалась цель путешествия многих: до пункта назначения предстояло миновать ещё почти тысячу вёрст — длинная и утомительная дорога для тех, кто был лишён всякого дорожного комфорта. Состав то ускорял то замедлял ход, сотрясая вагоны своим ровным, монотонным ритмом. Мерно постукивали колёса, натужно дымил трубой паровоз. Ряды разноцветных вагонов следовали одни за другими: в главе состава — тёмные и безликие почтовый и багажный вагоны, затем — синие, за ними — жёлтые, а в самом конце поезда — зелёные.
В синих вагонах, соответствующих первому классу, передвигались исключительно особы высшего сословия: родовитая знать, высокие императорские чиновники, да и просто очень богатые люди из именитых, ценящие время и дорожный комфорт. Цена такого удовольствия составляла двадцать три рубля в один конец. А вот в третьем классе не каждый пассажир мог похвастать годовым доходом в сто рублей.
В желтобоких вагонах второго класса коротали дорожное время господа статусом поменьше и родом помельче: разбогатевшие купцы незнатного происхождения, крупные подрядчики, обедневшее дворянство — в самом деле, не в третьем же классе им трястись, иностранные специалисты и состоятельные иностранцы-путешественники. Во втором классе поездка в один конец стоила уже тринадцать рублей восемьдесят копеек.
В зелёных вагонах третьего класса в путь отправлялась вся остальная Россия: малоимущая интеллигенция, заводские рабочие и мастера, мелкие лавочники, коммивояжёры различных мастей, крестьянство и земское духовенство. Благодаря своему габариту вагон третьего класса способен был увезти много пассажиров за весьма умеренную плату — девять рублей двадцать копеек, а снизить ее представлялось возможным только за счет увеличения числа мест в самом вагоне. Лавки или полки у него жесткие, без обивки — никакого намёка на комфорт. Курили в вагоне напропалую, а кое-где матово поблёскивали бутыли с самогоном — на всю дорогу в тысячу шестьдесят четыре версты хватит. Говорили все разом, щедро наделяли совместной трапезой. В тесноте, да не в обиде — холодным или голодным не будешь.
Издалека вагоны первого и второго класса отличались лишь цветом, а вот вблизи их отделка смотрелась одинаково богато. Рамы окон и двери делались из красного дерева. В самих вагонах стены отделывались под дуб или ясень, обивка диванов смотрелась необыкновенно красочно и декоративно, рукоятки и ручки сверкали начищенной медью, латунью или бронзой. А вагонные проводники своей вышколенной учтивостью больше походили на швейцаров лучших столичных заведений, только ливреи на них были другого фасона и цвета.
Мимо состава непринуждённо проплывали изумительные пейзажи запада Российской Империи, вызывая восхищенное умиление у одних и зависть у других пассажиров поезда. Состав неудержимо двигался на восток, а лучи весеннего солнца, проникая через оконные стёкла, дарили людям, запертым в ограниченном пространстве вагонов, бодрую радость дня и надежду на счастливое окончание поездки. В одном из купе вагона второго класса путешествовала пара совершенно разных мужчин — долгая совместная дорога иногда сводит тех, кто вне поезда никак бы не мог встретиться и провести большой промежуток времени вместе, находясь на крепкой и неподвижной земле.
Один, среднего возраста с румяным округлым лицом и залысинами на коротковолосой голове, напоминал крупного заводчика. Об этом говорил костюм синего цвета из тонкого сукна, котелок на английский манер, галстук с золотой заколкой под двойным подбородком, золотая цепь часов, покоившихся в кармашке жилета. Портрет пассажира завершали вислые седоватые усы. В настенной сетке с его стороны располагался внушительный багаж — большой кожаный чемодан от «Louis Vuitton», хотя для таких вещей существовал багажный вагон, и дорожная сумка от «John Lobb», а на одёжной вешалке красовался плащ, предназначенный для весенней погоды столицы. Выражение лица этого человека носило сосредоточенный характер, а серые глаза немигая рассматривали соседа.
Второй пассажир, более молодой, отличался от первого рыжей шевелюрой, над которой, безусловно, поработал искусный парикмахер. Бакенбарды и короткая аккуратная бородка соответствовали цвету головы. Костюм серого сукна в мелкую клетку сидел на хозяине, как влитой, и казался его второй кожей. Но такое одеяние не делало его комичным или ветреным — оно, наоборот, подчёркивало всю статность фигуры мужчины. На шее живописного господина вместо галстука своей немодностью выделался высокий шейный платок — явный пережиток прошлого. В его багажной сетке располагался одинокий саквояж светло-коричневого цвета. На одёжной вешалке висела такого же цвета фетровая шляпа в духе Эвандера Берри Уолла — известного британского модника. Холёные руки англомана покоились на коленях — мизинец левой кисти чуть подвёрнут вовнутрь, на среднем пальце поблёскивал золотой перстень. Взгляд спокойный, в глазах искрились едва уловимые смешинки. Сосед заводчика чётко улавливал неловкое напряжение попутчика, и для разрядки ситуации просто улыбнулся.
Улыбка эта была такой непосредственной и успокаивающей, что заводчик сбросил с себя пелену недоверчивости и обратился к соседу басовитым голосом:
— Сударь, имею честь представиться… — чем меньше природной знатности было в людях, тем высокопарней звучали их речи. — Меня зовут Глебом Валерьяновичем Ефремовым. Сам я являюсь поставщиком больших объёмов кокса для Петербургских сталеплавилен. Знаете, милейший, сталь теперь нужна всем и везде… А зависит она от моего угля, потому и стоит он совсем недёшево. Уже десять лет я являюсь хозяином угольного дома " Ефремов и Ко», и всё это время тружусь на государственных и частных подрядах. Во всех крупных городах северо-запада Российской Империи открыты мои представительства. А на какой стезе подвизаетесь вы, сударь?