Это было непривычно и ново.

Столкновение с жизнью. Ее всегда защищала семья. Да, рядом с ней и сейчас была приставленная отцом охрана, люди Алишера Шамаева сопровождали ее повсюду. И все же чувство, что ее бросили выгребаться самостоятельно, присутствовало.

И она выгребалась. Хотя было непросто, особенно в первые дни. Алина приползла домой полумертвая. Ее хватало только на то, что созвониться с матерью и парой слов перекинуться с дочкой. Да, это было непривычно и тяжело, но теперь она даже мысли не допускала сдаться. Потому что впервые у нее было что-то настоящее. За что она готова была бороться.

И пусть это работа секретарши — плевать. Ей было важно.

В своей приемной, ставшей для нее своеобразной крепостью, Алина чувствовала себя защищенной. Странный статус, что она личный секретарь Камалова, как будто делал ее неуязвимой. Как будто этот непроницаемый мужчина с тяжелым взглядом синих глаз, одним своим присутствием создавал особую атмосферу.

И да, сейчас для нее имело значение только его мнение.

Ей нужно было победить. Добиться с его стороны признания ее умений и способностей.

Неделя ушла на то, чтобы впервые выполнить все без нареканий.

Камалов проверил ее работу молча. Некоторое время смотрел в сторону, а после сказал:

— Подготовьте эти два договора и распечатайте в трех экземплярах. Поедете на встречу со мной.

***

Вот он, этап. Признание. Впервые Алина добилась чего-то сама, без папиной спины.

От молчаливой похвалы Камалова ее затопило гордостью.

Поехать на деловую встречу с ним — это означало определенную степень доверия. Сидеть с ним за столом переговоров — это в какой-то степени ставило ее на одну ступень с ним.

Рядом с этим мужчиной, мнение которого почему-то стало единственно важным для нее, отходило на задний план все. Неприятности, неустроенность. Сплетни, которые распространяло ней Хайдаров. Ведь он все еще ее муж, пока они на стадии развода.

Все это ощущалось бледным фоном.

Значение имела только работа. Доказать ему, что она может.

— Я поняла, Александр Тагирович, — проговорила Алина.

Он взглянул на нее, задержавшись на какую-то долю секунды дольше, чем обычно, потом ровным тоном произнес:

— Хорошо. Через полчаса выезд. Пока можете работать по своему плану.

Кивнул ей, и она вышла.

Села за свой стол и некоторое время сидела, глядя в пространство и крепко сжимая кулаки. Это была ее личная победа. Чувство — сродни эйфории.

Наконец она выдохнула и вернулась к работе.

***

Через полчаса Алина была готова, ждала выхода. Экземпляры договоров, остальные документы, упакованные в файлы и аккуратно подшитые в папку, лежали на столе. Камалов вышел из кабинета, скользнул по ней взглядом и кивнул.

По коридору они прошли вместе, потом спускались в лифте, шли рядом через холл. Перед крыльцом ждала машина, Камалов придержал ей дверь и помог сесть. Посл этого сел сам и, глядя в окно, негромко спросил:

— Алина Алишеровна, документы у вас с собой?

— Да, Александ Тагирович, все здесь, — она показала на папку, которую держала в руках.

Как раз в этот момент машина тронулась, они отъехали от офиса. Камалов кивнул, провожая взглядом здание, а Алина решила заглянуть в папку еще раз. И похолодела.

Те два договора.

Она распечатала старый, неотредактированный вариант. На секунду показалось, что под ней разверзается земля. Но в следующий миг она сказала:

— Остановитесь, пожалуйста. Остановите.

Камалов перевел на нее взгляд.

— В чем дело?

Ох, как это трудно было выговорить, сводило горло. Но она все же сказала:

— Я распечатала не тот вариант.

Мужчина застыл, в синих глазах появилось нечитаемое выражение.

— Остановите. Я вернусь, распечатаю все и догоню вас на своей машине.

Казалось, он ее слышит. Но Камалов велел развернуться, высадил ее у крыльца офиса и уехал. А она бегом неслась наверх, распечатывала, трижды проверяла, потом летела к административному центру по пробкам, а уже начинался дождь.

Алина опоздала всего на несколько минут. Снаружи было видно двери конференц-зала, и как внутрь заходили последние участники. Но витражные двери холла закрылись.

— Извините, — сказали ей. — Генеральный директор распорядился никого не впускать.

Она так и осталась стоять перед дверями на улице. Смертельная досада и обида. Несколько минут. Он же знал. Он мог бы подождать ее! В довершение всего дождь хлынул сильнее.