Имя Мануила Семенова давно известно читателям. Его фельетоны печатались в «Правде» и в «Известиях», в «Крокодиле» и «Огоньке», повести и рассказы публиковались в толстых журналах.
В книгу включены произведения, в которых подвергаются критике имеющиеся в нашей жизни недостатки и отрицательные явления.
Последний раздел книги — «Братья по жанру» — посвящен писателям Л. С. Ленчу, С. Д. Нариньяни, В. Е. Ардову, художникам И. М. Семенову, Б. Е. Ефимову, А. М. Каневскому.
Другу моему — Валентине Семеновне Семеновой — посвящаю
НЕЧТО ВРОДЕ ПРЕДИСЛОВИЯ
Во избежание возможных недоразумений автор хотел бы сразу объяснить, почему он решил предпослать данной книге нечто вроде предисловия. Чего греха таить, некоторые читатели вообще не понимают, зачем нужно книге предисловие. Другие понимают, но, желая сэкономить время, просто не читают его. Третьи читают, однако, прочитав, делают из предисловия слишком поспешные выводы и либо с азартом набрасываются на книгу, либо холодно откладывают ее в сторону.
А между тем все обстоит довольно просто:
а) предисловие существует для того, чтобы ввести читателя в курс дела, предварить его, чего он может ожидать от встречи с данным творением автора и типографов, чуточку приоткрыть завесу неизвестности, которой оно пока окутано. Лишать читателя введения столь же негуманно и безнравственно, как жестоко и бесчеловечно, сооружая удобный и теплый дом для защиты от холода и непогоды, забыть прорубить в одной из его стен дверь;
б) предисловие или введение — своего рода почтовый адрес книги. Не прочитать его — значит поставить себя в ложное положение человека, который иногда стучится совсем не в ту дверь, какая ему нужна;
в) введение, даже самое пространное, не может исчерпать всего содержания книги, и потому судить о ней по нескольким вводным страницам — ошибочно. Иными словами, по цвету и устройству двери нельзя определить, как выглядит внутренность дома, в который она ведет.
Как видите, нам понадобился всего один предмет, а именно: обыкновенная деревянная дверь, чтобы всесторонне осветить сложный вопрос о том, какую роль играет в книге предисловие. А теперь, с чувством исполненного долга, приступим к разговору по существу.
Итак, юмористические произведения — как они создаются? Казалось бы, очень просто: человек садится за стол, кладет перед собой чистый лист бумаги и пишет. Если бы в этот момент читатель мог глянуть через плечо пишущего, то после первой прочитанной им фразы он бы чуточку улыбнулся, после второй — его лицо расплылось бы в улыбке во всю ширь, а после третьей он задыхался бы от смеха. Таково волшебное действие юмористической прозы.
Но не погрешим против истины и не станем утверждать, будто выдавать на-гора смеходействующую литпродукцию способен каждый прозаик. Дело обстоит несколько иначе. В то время как все здравомыслящие творцы пристально вглядываются в жизнь, в ее прошлое и будущее, стараются с максимальной серьезностью и обстоятельностью отразить увиденное и понятое в своих повестях, романах и эпопеях, этот кустарь-одиночка (имеется в виду сатирик, юморист) начинает вдруг «выпендриваться». Он топорщится острыми словечками, как еж колючими иголками, коверкая обычный язык, начинает каламбурить и, окарикатуривая лица, поступки, душевные порывы людей, пускается во все тяжкие. Он одержим прямо-таки наполеоновской идеей так раскочегарить изобретенную им веселящую машину, некий смехомет, чтобы все человечество упало со смеху наземь. Чаще всего мировое сообщество проявляет завидную стойкость и остается на ногах.
Однако в данном случае нас интересует не столько достигнутый или оставшийся недосягаемым результат усилий юмориста, смехоносная бацилла проникает в доселе здоровый организм обыкновенного, нормального человека и заражает его потребностью то и дело исторгать на потребу окружающим шутки, остроты, забавные историйки, хотя, быть может, в данную минуту им, окружающим, совсем не до шуток и не до забав. Короче, как люди становятся юмористами?
Чаще всего по невезению. Не повезло человеку, и вот он, вместо того чтобы писать о том, «как хороши, как свежи были розы», сочиняет нечто состоящее сплошь из колючек и терний. Не сподобился, не научился восторженно воспевать жизнь, видеть ее с фасада, с парадного входа — и сидит на задворках, копается в отбросах и грязи, сует свой нос куда следует и куда не следовало бы, за что его иногда довольно больно бьют по тому же самому носу.
Выражение «смех излечивает» стало тривиальным. Но оно говорит о том, что сатирик в какой-то мере подобен врачу. И здесь уместно посмотреть, как иногда больные относятся к врачам.
Представим себе, что доктор всесторонне исследовал человека, провел все анализы и говорит:
— Больной, вам необходимо серьезное лечение. У вас язва.
А больного, хотя он этого вслух и не произносит, подмывает сказать цветущему, пышущему здоровьем врачу:
— Тебе бы самому хорошенькую болячку в печенку!
Не любят люди, когда им указывают на их недуги. Приговор, заключение врача подчас вызывает у больных чувство неприязни. Это относится и к сатирикам, вызывающим у «пациентов», их близких и родных явно выраженную неприязнь. Поэтому кто такой сатирик? Неприятный, несимпатичный человек. И его так называемое смехоносное творчество совсем не призвание, не профессия, а участь.
Поскольку в книге, для которой пишется это подобие предисловия, содержатся не только юмористические рассказы и фельетоны, но и очерки о собратьях по жанру, то автор считает уместным сказать несколько слов и о себе. Так вот, печальную малопривлекательную стезю юмориста он, скорее всего, выбрал под влиянием отца.
Нет, родитель мой, Григорий Иванович, не был профессиональным литератором, а всю жизнь ловил, солил, вялил рыбу, работал мастером на рыбных промыслах в низовьях Волги. И очень любил смешное, зачитывался Н. В. Гоголем, А. П. Чеховым, И. Ф. Горбуновым, а уж в советское время все годы являлся непременным подписчиком «Крокодила». Из крокодильских художников обожал Л. Бродаты и Л. Сойфертиса, да и сам пробовал рисовать карикатуры.
Одну из них помню до сих пор.
Дело в том, что на нашем промысле жил и работал пекарь, назовем его Матвеем, довольно свободно обращавшийся со вверенными ему ценностями в виде муки и хлеба. И откармливал несколько хряков. Осенью же, забив борова и закоптив окорока, преподносил «подарок» заведующему промыслом, чтобы тот не обращал внимания на его махинации. Отец однажды подсмотрел эту операцию и запечатлел ее, что называется, с натуры. На рисунке, исполненном цветными карандашами, был изображен Матвей, почтительно державший в руках поднос с копченым окороком, и улыбающаяся, довольная физиономия заведующего. Схожесть была так велика, подобострастие вороватого пекаря выражено с таким искусством, что все мы, домашние, рассматривая отцовскую карикатуру, хохотали до слез…