Ей пришлось упереться руками в туалетный столик и стоять так, пока бешеный хоровод перед глазами не замедлился. Только после этого она смогла до краев набрать теплую купель, вылила туда два флакона со снадобьем – черное от заразы и воспаления, красное от боли – и, стиснув зубы, чтобы не закричать, опустилась в побуревшую воду.

Спина пылала, словно к ней прижимали раскаленные над огнем пруты. Каждая полоса на коже пульсировала, взрываясь искрами боли, и откуда-то изнутри поднималось ощущение, что еще немного – и вывернет наизнанку. Но Мел продолжала сидеть, покачиваясь из стороны в сторону и чуть ли не до крови кусая кулак. Лишь когда вода остыла, она выбралась из купальни, накинула на плечи ветхое полотенце и бережно промокнула спину.

В маленьком шкафчике нашлись бинты и средство для заживления – обычный набор воина. Понемногу зачерпывая прохладную мазь, Мел аккуратно прикасалась дрожащими пальцами к исполосованной коже. Там, где снадобье попадало на рану, нестерпимо жгло, потом накатывал холод, и боль медленно затихала.

Ей удалось пройтись по бокам и плечам, но до середины спины, где болело особенно сильно, дотянуться не могла. Сколько бы она ни крутилась перед зеркалом, никак не получалось. От ее неуклюжих попыток снова вскрывались распаренные рубцы, и из них сочилась кровь.

– Да какого черта?! – огрызнулась она на собственное бледное измученное отражение, взяла бинты с вонючей мазью и вышла в комнату.

Кхассер встретил ее убийственно тяжелым взглядом.

– Мне нужна помощь, кот, – бросила ему банку со снадобьем, – подъем.

– Издеваешься? – процедил сквозь зубы.

– Даже не думала, – развернулась к нему спиной, – приступай.

Мел слушала то, как он принюхивался – шумно, по-звериному, потом раздался шорох и звон цепей.

Маэс медлил.

– Наслаждаешься видом? – ухмыльнулась она, но голос жалко дрогнул, когда шершавые пальцы коснулись спины.

Он обводил каждую полосу, щедро накладывая мазь, его прикосновения были жесткими, но вместе с тем томительно медленными. Мел чувствовала горячее дыхание на своем плече и изо всех сил старалась не дрожать.

– Бинты давай, – холодно обронил кхассер, отбросив в сторону пустую банку.

Закрыв глаза, Мелена позволила ему перевязать себя и даже не пикнула, когда он слишком туго стянул повязку. Только когда все было закончено, просипела:

– Я не забуду твоей доброты, андракиец. Спасибо.

Ее благодарность звучала как издевка, но ей было плевать. Распахнув скрипящую дверцу, она достала из шкафа новую рубаху и теплый вязаный свитер из серой шерсти лаек.

– За что ты нас так ненавидишь? – задумчиво поинтересовался кхассер, наблюдая, как она одевается.

– А за что вас любить? Или тех, у кого кровь отравлена магией? Вы недостойны жить, – сморщилась, неловко потянувшись за плащом, – ваше место на самом дне, в изгнании. Или на цепи.

– Не слишком ли громкое заявление для той, которую выпороли у позорного столба?

При воспоминании о публичном наказании Мелена вспыхнула.

– Придержи язык, андракиец. Пока я его тебе не укоротила. И, может, раз такой болтливый, то ответишь на один вопрос: как так вышло, что у самого, по словам магистра воспоминаний, никчемного из кхассеров оказался на груди золотой амулет размером с кулак?

– Для нас золото не имеет значения, – ровно ответил Маэс. – Даже у простых воинов его предостаточно. Нам нужен аракит.

– Ах, да, вы же привязаны к самому бесполезному камню, валяющемуся в придорожной пыли. Сочувствую. – Спор с ним вытягивал последние силы. Полностью одевшись, она направилась к двери, но на пороге остановилась. – Запомни, кхассер, ты никто. Просто игрушка. И молись своим невежественным богам, чтобы не надоесть мне раньше времени.

Ледяная ухмылка, полная обещания стереть в порошок, стала ответом на ее слова.

Мел ушла. Ей хотелось побыть одной, забиться в какую-нибудь нору и просто утонуть в своем одиночестве. Она и вправду чувствовала себя как бездомная дворняга, которой некуда было приткнуться в этом огромном замке. Где-то вдалеке гремела музыка, по коридорам раздавались размеренные шаги и звон шпор патруля, сквозь цветные витражи внутрь заглядывала угрюмая луна. Мелена остановилась возле окна и долго смотрела на молочно-белый диск, то пропадавший среди облаков, то снова выплывавший на чистое небо.

Внезапно показалось, что только луна способна понять, как ей плохо, и Мел поднялась на самую высокую башню. Вышла на крохотную смотровую площадку и тяжело опустилась на каменный приступок возле стены. В кармане нашлось яблоко и горсть орехов. Плотнее закутавшись в плащ, Мелена приступила к скудной трапезе, не отрывая взгляда от тонувшего во тьме горизонта.

Спустя пару часов она вздрогнула и открыла глаза. С удивлением осмотревшись, поняла, что все это время проспала под открытым небом. В подбитом мехом плаще было тепло, но от долгого сидения израненную спину ломило. С громким кряхтением, придерживаясь за стену, Мелена встала и направилась к темному проему двери. Но, сделав всего несколько шагов, остановилась и медленно обернулась.