Теперь Бейнтан опасался, что «Сан-Августин» сможет пройти под его кормой и проделать подобное уже с ним. Такелаж «Левиафана» был настолько поврежден, что он не мог замедлить ход, убрав паруса, чтобы предотвратить это. Поэтому он продолжил движение и, положив руль на правый борт, навалился на «Сан-Августин» так, что утлегарь испанского корабля запутался в такелаже его грот-мачты. Умело поставив свой «Левиафан» в позицию, позволяющую обстреливать «Сан-Августин» спереди, он обрушил всю силу бортового залпа на испанский корабль, который мог ответить лишь несколькими орудиями.

После получасового обстрела с расстояния нескольких ярдов первый лейтенант «Левиафана» Эйлс Мауншер повел абордажную группу на «Сан-Августин» и быстро захватил его. При этом погибли только два человека, один из которых — морпех Питер Смит — оказался зажатым между бортами двух кораблей. Кахигаль оценил потери своего корабля в 180 убитых и 200 раненых, и хотя он удвоил число погибших, потери были действительно тяжелыми.

Пока «Левиафан» брал на абордаж «Сан-Августин», «Энтрепид» Луиса Энферне наконец-то оказался в гуще сражения. Слабая 64-пушечная «Африка» попыталась перехватить его, но свежий экипаж «Энтрепида» сумел подавить её, и пушки британского корабля замолчали. Во время наступившего затишья Жикель предложил молодому гардемарину, стоявшему рядом с ним, стакан вина. Рука юноши так сильно дрожала, что он расплескал его. Его лицо было спокойным, и поведение мужественным, но он посчитал, что это свидетельство его страха унизило его. Жикель взял его за руку и заверил в своем уважении к юноше, сказав ему, как хорошо ему удается скрывать свои эмоции.

«Левиафан» с поврежденным рулевым устройством и разодранным такелажем оказался в уязвимом положении перед новым противником, но «Энтрепид» проскочил мимо — его капитан все еще намеревался отбить «Буцентавр».

Эдвард Кодрингтон с «Ориона» поставил лиселя, чтобы снова прийти на помощь, на этот раз «Левиафану». "Видя, как к «Левиафану» приближаются французы из их робкого авангарда, я поспешил ему на помощь, и если бы мне удалось пройти сквозь огонь наших друзей, я бы быстрее добился своего", — писал он Бейнтану в следующую субботу. Он не хотел, чтобы последний французский приз смог улизнуть. Но в очередной раз его попыткам пройти помешал неточный огонь других британских кораблей, стрелявших с большого расстояния. "После нескольких бесплодных попыток пройти мимо одного или двух наших кораблей, которые вели огонь с дальнего расстояния, мне удалось, обстенив паруса, пройти под кормой «Аякса», а затем, поставив все паруса, пройти по носу «Левиафана»". Когда «Орион» проходил мимо «Левиафана», где люди занимались текущим ремонтом повреждений, Бейнтан радостно приветствовал Кодрингтона "и сказал, смеясь, что надеется, что я лучше справлюсь с задачей".

Стоя на полубаке «Энтрепида», Огюст Жикель увидел приближавшийся «Орион». Он находился там, чтобы руководить группой матросов по работе с парусами, докладывать капитану свои соображения по маневрированию, а также командовал носовым абордажным отрядом. Он был настроен на абордаж и в своем воображении видел, как его люди штурмуют британский корабль и ведут его в качестве приза в Кадис. Он послал гардемарина к капитану Энферне со своим советом, как лучше сманеврировать, чтобы атаковать вплотную «Орион». Но Жикель выбрал не того юношу. Проходили минуты, но ничего не происходило. Он сам отправился на квартердек и по пути обнаружил, что его посланец в ужасе лежал на спардеке, испугавшись картечи, проносившейся над головой. К тому времени, когда Жикель добрался до Энферне, благоприятный момент был упущен.

Кодрингтон подвел «Орион» достаточно близко, "чтобы обстрелять правую раковину «Энтрепида», затем, постепенно разворачиваясь под его кормой, пройти вдоль левого борта и дать бортовой залп по его носовой части". Интенсивный, точный огонь «Ориона» изрешетил «Энтрепид». Франсуа Гревильо был одним из старожилов корабля. Жикель завоевал его уважение тем летом, когда спас его, упавшего за борт посередине океана. Они стояли бок о бок на полубаке, когда обломок дерева зацепил Гревильо. Когда его уносили, другой выстрел разбил ему голову.

Каэтано Вальдес на «Нептуно» стремился выполнить собственное понимание долга — «смерть или слава». Отрезанный от Дюмануара «Спартиатом» и «Минотавром», он продолжал двигаться к «Сантисима-Тринидаду» и «Буцентавру». В битве при Сан-Винсенте Вальдес помог спасти «Сантисима-Тринидад» и намеревался сделать это снова. Пройдя под огнем «Виктори» и «Нептуна», он подобрался к нему совсем близко, но тут подошли «Минотавр» и «Спартиат». Вальдес хотел спустить на воду свои шлюпки, чтобы попытаться захватить флагман, но обнаружил, что все они изрешечены картечью. Затем огонь «Минотавра» и «Спартиата» привел к тому, что упала бизань-мачта. Падающие обломки рангоута попали Вальдесу в голову и шею, и его без сознания унесли вниз, оставив командовать кораблем его старшего офицера Хоакина Сомосу.

Нельсон сказал Александру Скотту: "Доктор, я не был великим грешником", и после небольшой паузы: "Помните, что я оставляю леди Гамильтон и свою дочь Горацию в наследство своей стране". Он добавил: "Не забудьте Горацию". Он подумал и о Скотте, попросив Джорджа Роуза присмотреть за Скоттом, если с ним что-нибудь случится. А Скотту он напомнил, чтобы тот обратился к Роузу с просьбой о трудоустройстве. В перерывах между приступами сильной боли он говорил короткими искаженными словами. Ему очень хотелось пить, и он упорно повторял: "Пить, пить!", "Воздуха, воздуха!" и "Потрите, потрите!". Скотт растирал рукой грудь Нельсона, а Берк удерживал ложе так, чтобы Нельсон находился в полулежачем положении — единственном, которое он мог вынести. Время от времени он отчетливо произносил слова. Скотт снова услышал, как Нельсон сказал: "Слава Богу, я выполнил свой долг". Когда он не сказал ни слова на протяжении пяти минут, Шевалье подошел к Битти и сказал тому, что адмирал, по всей видимости, умирает. Битти пришел и обнаружил, что рука Нельсона холодная, а на запястье не прощупывается пульс. Когда он пощупал лоб, Нельсон открыл глаза, посмотрел и снова закрыл их. Битти снова отошел к другим раненым. Через несколько минут снова пришел Шевалье и сказал, что, по его мнению, Нельсон умер. Так оно и было. Битти записал время смерти — шестнадцать тридцать.

Огонь с французских кораблей разорвал канат, которым «Эвриал» буксировал «Ройал-Суверен». Тогда Блэквуд, повернув, направился к «Виктори». Он был одним из первых, кто узнал о гибели командующего.

Нельсон так и не узнал, насколько близок он был к своему желанию уничтожить двадцать кораблей противника. Кроме пятнадцати уничтоженных вражеских кораблей, на очереди были еще три.

Практически в тот же момент адмирал Антонио де Эсканьо на испанском флагманском корабле «Принц Астурийский» поднял сигнал, чтобы собрать вокруг себя оставшиеся корабли Объединенного флота. Поскольку Вильнёв оказался в руках англичан, то именно ему предстояло решить, сражаться ли дальше в безнадежном деле или спасти то, что можно спасти. Десять кораблей, а также фрегаты и бриги, направились к испанскому флагману.