Пахнет жареным во всех смыслах и моя сила окутывает меня коконом. По-прежнему дырявым. Времени латать нет и только надеюсь, что это хоть как-то сможет защитить.

И когда этот недоделанный осьминог касается меня, то я глохну. Визг стоит такой, что кажется лопнут стекла в окнах. Щупальца мельтешат перед глазами, в ушах долбит ультразвуком. Меня просто впечатывает в кресло, не пошевелить и пальцем.

Моё сияние мерцает, кипит, плюясь каплями, разваливается хлопьями. Оглушительная тишина наступает так резко, что выбивает стон. Вашу. Мать…

— Вы в порядке, Игорь? — слышу я равнодушный голос откуда-то издалека.

Сука! Ты же сейчас чуть не прибил меня, хтонь.

— Конечно, — мне кажется я говорю слишком тихо, но оказывается, что почти ору. — Устал немного, долгий день был.

От злости сводит скулы, слух окончательно возвращается ко мне. Я всё ещё не могу пошевелиться, но хоть смотреть могу открыто. Я. Тебя. Убью.

Вижу, читает это в моих глазах.

— Надеюсь, молодой человек, вы будете столь же убедительны и перед Сед-кесу, отрицая слова лжи, — вкрадчиво произносит он.

Имя второго бога режет по ушам, ударяется о черепную коробку изнутри так, что чуть слезу не вышибает. Уууух, внезапно. Вот уж от какой встречи я не ждал такой пользы.

Панаевский поднимается, тяжело и напряжённо. Надеюсь, для него это тоже не прошло легко. Мне уже не поднять и руку.

Чувство, словно переехали товарняком. А потом сдали задним ходом и переехали ещё разок. Только и остается, что злобно смотреть.

— Потому что меня лично вы не убедили, — добавляет он, делает дежурный поклон и выходит.

Так куда же ты убегаешь? Давай ещё… Я отрубаюсь.

— Эй!

Меня трясут и хлещут по щекам. Не похоже, что добивают. Но шансы есть. Открываю глаза и вижу бледную рожу брата. За его спиной ходит туда-сюда дед, в дальнем кресле сидит отец.

— Очнулся, — Яр оборачивается и отступает.

— Ну тогда поздравляю, — дед останавливается и вымученно улыбается. — Значит, проверку ты прошёл.

— Это нормально вообще? — я делаю попытку подняться и падаю обратно — рановато.

— Ты ослаблен после ритуала. И совершенно не умеешь защищаться. Будь ты в форме, потрепало бы конечно, но не так ощутимо.

— То есть, вы знали, что меня ждёт и отдали ему? — вопрос риторический, но забери меня хтонь, если не получу прямое подтверждение.

— Игорь, — отец напрягается. — Если бы мы прятали тебя, то разговоров не было вообще. Так что да, мы знали, что тебя ждёт. И в случае отказа от проверки тоже.

Зашибись семейство. Не, так-то я их мог понять. Если тут все так заморочены на даре и его контроле, то я представляю реальную опасность. Но это не значит, что меня это устраивает.

Ну накачайте успокоительным, отправьте в детскую группу, изгоните в конце концов. Ах да, последнее только через свежевание. Да у меня больше шансов выжить и в таком случае, чем ещё раз столкнуться с этим палачом.

У меня получается подняться, кажется, на одном упрямстве. Почитал книжку на ночь. Пошли они к тем самым демонам. Мне надо выполнить приказ бабули — поспать.

Будит меня мерзкое пищание. Я долго ищу источник раздражающего звука. Будильник, обычный механический, стоит в дальнем конце комнаты. Умно, иначе не получилось бы поднять меня с кровати.

Тело болит, татуировка чешется, под глазами синяки размером с чёрную дыру. Но сила на месте — мне показалось, что вчера Панаевский разорвал её в клочья. Что же, так просто её не лишиться, утешает.

Душ, завтрак и взволнованная родительница начинают новый день. Пока я уминаю вторую яичницу, мать уговаривает меня остаться дома и отлежаться. Нет уж, женщина, в постельке я дожидаться своего конца не буду.

Брат молчит всю дорогу к храму Маат. Это не мешает ему нарушать ПДД, материться сквозь зубы и чуть не сбить девушку в самом конце поездки.

Ну а на кого мы ещё могли наехать? Эратская злобно скалится, призывая силу. Из золотого свечения появляется львица, разевает пасть в рёве и клацает на нас зубами.

— Брысь, — огрызаюсь я на пета и выхожу из машины.

Есть тут кто, например, с бобром? Ну а что, отличные фамильяры. Мне приходится проделать короткую дыхательную гимнастику, прежде чем открыть рот.

— Извини, — киваю в сторону «Мустанга».

Меня осматривают с головы до ног. А я понимаю, что её глаза такие же золотисто-карие, как у львицы. Девушка хмурится, раздражённо выдыхает и скрывается в дверях храма.