— Я делаю то, что должен, — он идёт к двери. — Веришь ты мне или нет, всё равно. Тебя я пока не трону, а вот девчонке придётся пережить несколько неприятных моментов. Или не пережить, — Панаевский пожимает плечами.

— Стой! — я ору, а меня окатывает волной ужаса. — Отпусти её. Илена тут ни при чём, она всего лишь ребёнок. Не опускайся…

— Хватит, — он раздражённо отмахивается. — У тебя будет время подумать, что мне сказать.

— Я всё расскажу! Что захочешь, — я уже не думаю, мне просто надо его остановить.

Безопасник замедляется, но даже не оборачивается:

— Это я знаю, — безразлично бросает он и уходит, запирая дверь.

Меня прошибает холодный пот. Дергаюсь, пытаясь освободиться, но без толку. Скачу и падаю вместе со стулом. Этот грёбаный стул из металла, и все, чего я добиваюсь — утыкаюсь рожей в грязный пол.

Ползу к двери, долблю в неё обеими ногами, ору до хрипа. Крою всю его родню женского пола. Надо переключить внимание этой твари на себя, разозлить.

И, когда я затыкаюсь, то слышу первый крик. От этого пронзительного звука чужой боли перед глазами мутнеет. Я собираю всю силу, что осталась, вычерпываю абсолютно все и выпускаю.

Комната наполняется ослепляющим сиянием, поток окутывает прохладным воздухом, разносит путы на руках, стул, сметает остальное и несётся во все стороны.

Сияние с оглушительным звоном ударяет в стены и… отлетает обратно. Меня сдавливает в тиски собственной же силой, вжимая в пол и от адской боли я вырубаюсь на мгновение. Аааах ты ж су…

Прихожу в себя, корчась на полу.

— Как я и предполагал, — снова этот холодный голос над ухом.

— Ты… — клокочу сорванным голосом. — Убью…

— Самонадеянность всегда приводит к глупости. Ну а теперь, когда ты исчерпался, ответишь на все мои вопросы.

— Илена…

— С ней всё в порядке, Белаторский. Ты настолько наивен, что мне начинает это надоедать. Её тут никогда не было. Девочка вспыльчивая, но она не представляет серьёзной угрозы. Её было достаточно просто припугнуть и больше я её не трогал. Она просто сбежала из дома, как делает это почти каждую ночь.

Всё это подстава. С самого начала. Но как? Я вдруг вспоминаю об ещё одном родовом даре Панаевских — преследовании. Неизбежно заканчивающимся хреново.

Но мне становится легче. Может я и полный идиот, но безопасник сейчас лишился единственного рычага давления.

Я отползаю к стене и сажусь, прислонившись спиной. Встать у меня не получится, но и валяться неприлично, когда тебя убивают. На мерзкой роже сложно сфокусироваться, в глаза смотреть получается с трудом.

— Радуешься, — смутно вижу его довольный оскал. — Ну порадуйся ещё секунду. От этого только проще будет сломать. Ты мог сопротивляться мне лишь благодаря своей силе, мальчишка. И ты её потратил всю. Заодно доказав, что не контролируешь её.

Силы и правда нет, своего он добился. Что-то еле теплится в груди, даже не сила, а какая-то её капля, словно далёкий маяк.

— Так в чём, по-твоему я должен сознаться? — горло дерёт, но я его уже не берегу.

— Сам сдаёшься? Разумно…

Сделать рывок, дернуть его за ноги, повалить и вдарить локтем по гортани. Шанс слабый, но хоть что-то. Просто соберись, Игорёк. Ещё раз.

— Да, да, больше не поиграем, — перебиваю, шумно дышу через нос. — Так в чём? Ты, лично. А не империя, хватит ей прикрываться.

— А вот тут ты ошибаешься, — Панаевский неожиданно злится, повышает голос. — Личного тут ничего нет. Не всё крутится вокруг одного человека. Всё, что я делаю, чем жертвую я, чем расплачиваются великие роды — это всё ради империи. Ради того, чтобы остальные жили своей обычной жизнью. Ты думаешь мне нравится, что мной пугают детей? Ненавидят и желают смерти? Но это так ничтожно, по сравнению с тем, что я предотвращаю. Ты — мальчишка, и думаешь только о себе. А дело не тебе, и не во мне. Ты — помеха, маленькая испорченная деталь. В огромном механизме, дающем лучшую жизнь миллионам. Величайшая империя — вот о чём я забочусь.

Ох, да твою ж бабушку налево. Он еще долбанутый на государственной почве. Словил я комбо. Психопат и фанатик. Договориться не получится.

Свет мигает, приглушается. Панаевский призывает свою силу и та медленно разрастается вокруг него грязным туманом.

Серая мгла тянется ко мне, окружает и я погружаюсь в облако боли. Словно тысячи игл проникают под кожу по всему телу.

— Я узнаю, что ты скрываешь. И всё закончится. Быстро, — приглушённо обещает мне силуэт, дрожащий в дымке из теней.