От ее трогательной заботы колет и щемит в груди. Ко мне с детства никто не проявлял столько доброты. Останавливаюсь, пристально смотрю в глаза, будто смогу прочитать ее мысли.

— Ты пойдешь со мной на собрание клана, — произношу требовательно, а затем добавляю игриво: — А до того мне надо в душ. Ты же потрешь спинку?

Подмигиваю, и улыбаюсь, облизывая губы. Сейчас от Шоны уже не пахнет желанием, но ее собственный аромат как будто стал сильнее и выразительнее. Дурманит голову. Черт, как бы не наброситься на нее прямо там, когда мы окажемся наедине.

Она кивает, хотя теперь к ее запаху примешивается ромашка. Испугалась? Нет, красавица, когда настанет правильный момент, все будет не так. Не сумбурно, не в душе, не на бегу и уж точно, когда клану перестанет грозить опасность. А пока мне одной рукой до спины точно не достать.

Душевые в штабе одинаковые на всех этажах, кроме пятого, там все место отведено под огромный зал для собраний. Туда мы спустимся после. А сейчас продолговатое помещение, разделенное простенками по полфута, между которыми закреплены матовые стеклянные перегородки с дверями. У нас тут все же не казарма, так что какое-то личное пространство предусмотрено.

Шона удрученно смотрит на стеклянную створку и вытаскивает майку из-под ремня проклятых рваных джинсов, которые меня дико раздражают. Когда все кончится, сам повезу ее в магазин и куплю нормальные.

— Не раздевайся, ты не намокнешь, — вручаю ей халат из пристенного шкафчика в конце душевой и начинаю раздеваться.

В глазах Шоны светится сочувствие, когда я через боль стаскиваю рубашку, но оно тут же сменяется желанием, стоит ей увидеть рельеф моего торса. Снова разносится запах карамели. От него во мне вскипает возбуждение. Черт, эта волчица невыразимо вкусная… Как самый сочный, самый идеальный фрукт. Невыносимо хочется взять ее прямо сейчас. Нет. Я этого не сделаю, но…

Притягиваю ее к себе и, обняв за талию, прижимаю спиной к стеклянной двери. Шона не боится. В глазах только мутная поволока влечения. Кажется, она сейчас на все готова, но я не готов. Наклоняю голову и аккуратно касаюсь своими ее губ. Они мягкие, нежные, упругие. Этот поцелуй начисто сносит крышу, даже рана перестает беспокоить. Во мне сейчас столько тестостерона, что брюки вот-вот лопнут, но я изо всех сил контролирую себя.

Шона страстно отвечает на поцелуй, впивается ноготками в спину, втягивает носом воздух. Запах карамели становится удушливым, а у меня в голове возникают образы, которые она невольно — или нарочно? — посылает. Отчетливо вижу только, как впиваюсь зубами в ее обнаженную шею сзади, но этого хватает, чтобы зарычать от крышесносной жажды обладать этой мелкой черной девчонкой.

Отстраняюсь, тяжело дыша. Не. Сейчас.

Шона по-прежнему пахнет желанием, но выглядит сконфуженной и немного виноватой. Как будто папарацци застали ее обнаженной. Еще через несколько мгновений она вдруг отворачивается и закрывает лицо руками.

— Эй, ты чего? — тормошу ее за плечо и ощущаю царапающий ноздри запах подавленности.

Она всхлипывает и молчит. Вообще поворачивается спиной.

— Шона, что произошло? — повторяю требовательно.

Внутри зреет гнев. Возбуждение улетучивается, оставляя место смутной тревоге.

— Тебе не понравилось? — она косится на меня из-за плеча. — Что я сделала не так?

Боги, вот я идиот! Она, похоже, вообще ничего не понимает! Хех… А откуда ей знать, если папаша берег ее для выгодного замужества?

— Ты чего, в первый раз целовалась? — разворачиваю ее к себе, подавляя нервный смешок от собственной глупости.

— Заметно, да? Совсем плохо? — не поднимая головы гнусавит она и трет нос пальцами.

Обнимаю за плечи, притягиваю к себе.

— Совсем ты еще ребенок! — произношу с облегчением. — Это было прекрасно, глупая. И мне понравилось. Просто не время, понимаешь? — Шона мелко кивает, вроде успокаиваясь. — Пойдем в душ. Собрание уже должно начаться.

Не хорошо радоваться тому, что я сам того не желая заставил Шону понервничать, но это оказалось на руку. Ее подавленность сменилась на отстраненное спокойствие, и запах карамели больше меня не беспокоил, даже несмотря на то, что я мылся полностью обнаженным. Шона честно помогла мне потереть спину, а потом подала халат.

После душа она тенью следует за мной в мою комнату. Там я вынимаю из шкафа темные джинсы и черную футболку, чтобы оставить Селену доступ к ране на плече.

— Давай помогу? — вдруг предлагает омега, глядя на мои попытки натянуть брюки одной рукой.

На мгновение от колкого оскорбления вспыхивает гнев, но я смотрю в ее искренние глаза и понимаю, что она не пытается меня уязвить. И более того, не воспринимает мое состояние, как слабость. Лючии я бы не стал показываться в таком беспомощном виде, потому что потерял бы у нее всякое уважение, а Шона совсем не такая. Нет в ней дурного пафоса, она не мыслит стереотипами. Своя девчонка, которая, если надо, будет подавать патроны. Сколько же времени я ее искал!

Вскоре мы вместе спускаемся на пятый этаж. Шона идет на полшага позади меня, как и подобает помощнице. У лифта нас встречают мои заместители. Они еще не успели привести себя в порядок — в каплях крови товарищей и врагов, в грязной изорванной местами одежде, но с горящими глазами. Хорошая группа поддержки.