— За разбой? — прокурор ловко приподнял брось: — Да вы забавник. А здесь что произошло?

— Товарищи! — попытался задавить меня голосом майор, но прокурор требовательно поднял руку и поощрительно кивнул мне.

— А после того, как вы прибыли с проверкой и выявили нарушения в сроках содержания в дежурной части, меня записали, как отпущенного, потом притащили сюда и стали просто забивать. Я понял, что моей жизни угрожает опасность и просто попытался защитится и поднять шум, поэтому случайно уронил шкаф…

— Угу. — прокурор повернулся к начальнику РОВД: — Значит прокурор выявил нарушения, а на мнение прокурора нас… накакали. Понятно. Так, время позднее уже. Так как Громов числится отпущенным уже час назад, мы его, наверное, отпустим, а с вами, товарищи мы еще по пообщаемся. Громов, а ваше заявления об этом всем…

Прокурор развел руками и продолжил: — С помощью своего адвоката, если хотите, я надеюсь завтра увидеть в городской прокуратуре. Не прощаюсь.

— Извините, а на чье имя писать заявление?

— А на имя прокурора Города и пишите, не ошибетесь.

— Спасибо. — я откланялся и двинулся к выходу, стараясь не задеть, стоящего в дверях и пыхтящего, как паровоз, начальника РОВД.

— Ну Паша, я не виновата…- Софья, с виноватым видом, забегая то справа, то слева, и заглядывая мне в глаза, семенила по ледяной дорожке в сторону моей машины, периодически поскальзываясь и хватаясь за мою куртку: — Моего знакомого на работе не было, я там три часа провела, прежде чем мне помогли с этим дядькой связаться, который как раз в этот РОВД, для проверки, выехал…

— А ты не пробовала в прокуратуре свою запись на видеокамере показать? Там, мне кажется, нарушение настолько наглядно было видно…

— У меня камера разрядилась, а потом я ее зарядить не смогла… — опустила голову Софья.

— Да едрить твою…- я открыл дверь машины: — Поехали. Ты домой?

По дороге я несколько раз трогал саднящее ухо, со стороны которого, как мне показалось, я перестал слышать, после чего Софья безапелляционно заявила, что мне надо ехать круглосуточную «травму». В травматологическом пункте было просто некуда ступить, от переполнявших его калечных и травмированных людей. Постояв минут десять, за которые из двух, работающих кабинетов, не вышел не один, обслуженный, пациент, я заявил адвокату, что стоять здесь можно до самого утра (все стулья были заняты, граждане с травмами ног стояли, как миленькие, зачастую, как цапли, на одной ноге), у меня дома собака, нуждающаяся в прогулке, да и ты мне ничего не должна…

— Ой, ну какой ты душный. Ладно, завези меня домой, я тебе хоть примочку поставлю, потом поедешь к своей собаке.

— Свинцовую примочку? — пошутил я, но оказалось, что это не шутка, могут и свинцовую поставить, но есть какой-то американский гель, который более эффективный для снятия отеков, ей знакомая привезла из Москвы…

— Все, все, я понял… — я схватил адвоката за руку и потащил на улицу — концентрация человеческой боли и царящей здесь безнадеги просто душили меня, хотелось поскорее выйти на свежий воздух.

— Раздевайся пока, я сейчас все приготовлю…- в квартире Софьи за те несколько месяцев, что меня здесь не было, практически ничего не изменилось. Ан нет. В холодильнике появилась какая-то еда, а то было время, когда я приезжал и кормил ее. Да и вообще, то, что она сейчас бесплатно сидит в офисе, арендуемом Заводом и не отдает кучу «деревянных» мутной адвокатской конторе, пошло девушку на пользу. — белая блузка на ней новая, а не застиранная множество раз, какая была раньше. Я замер, уставившись на тяжелую грудь, закованную в панцирь кружевного лифчика, что практически не скрывала полупрозрачная белая ткань, с силой втянул запах тела.

— Не бойся, немного пощиплет, зато завтра таким опухшим не будет — Софья еще ближе придвинулась ко мне, холодная ткань коснулась, горящего огнем, уха, тонкие прохладные пальчики пробежались по щеке.

Как мои руки оказались на попе адвоката, я сам не понял.

— Ты что делаешь? — очень тихо прошептала Софа.

— Сам не знаю, но процесс мне нравиться. — мои руки сжали упругое содержимое, скрытое толстой тканью зимней юбки. Я поплотнее прижал к себе ойкнувшего адвоката, и встал, не отпуская девушку, что уронив примочку или что-том у нее было, уперлась мне в грудь. Чудом не ударив, удерживаемую мной девушку головой о висящую на потолке люстру, я развернулся и, медленно опустив свою добычу на диван, упал сверху, снова ткнувшись лицом в грудь и замер на мгновение, глядя в широко раскрытые глаза адвоката.

Пару мгновений мы не двигались и, казалось, не дышали, и я понял, что, если сказал «А», то надо говорить «Б». Остальное я помню урывками — Софья рычала и пыталась вывернуться, задранная на бедра темная юбка грубой шерстью колола мне живот, а руки мои, сорвав лифчик со всем оборочкамм и рюшечками, жадно мяли честную «троечку» груди юриста

— Козел, сука, гад. — сидя у меня на спине, госпожа Прохорова, то колотила меня по плечам кулачками, то начинала с рычанием царапать плечи, то упав не меня всем телом, исступлённо целовала мою шею. Судя по мелкому тремору ее ножек, который я ощущал, мы оба получили то, что хотели. Я лежал, бездумно уткнувшись лицом в подушку и думал, что вот оно то, что нужно человеку — полная нирвана и души и тела. И не надо никуда идти, зачем-то спешить и куда-то бежать… Правда завтра надо разобраться с торговыми тетками, по наводки которым меня сегодня колотили и пытались посадить. В голову прилетела картинка, как заведующая магазином и эта, как ее там, старший кассир, стоят передо мной в колено-локтевой позе, в которой еще совсем недавно стояла, оседлавшая меня, Соня, только всаживать я в этих теток буду… мои мысли замерли на перепутье, чего же эти воровки заслуживают больше — резиновую милицейскую дубинку или раскаленный кол…