– Я понимаю, Максим. Насчёт Виктории ты тоже сразу сделал свои выводы?

– Да. Только в отношении неё я оказался прав. Точнее, даже я не смог предположить, на что она оказалась способна.

Мама приютила её. Она спокойно дописала свой диплом. Устроилась к папе на работу. А продолжала жить у нас. Мама, может, и чувствовала подвох. Должна была чувствовать. Папа и до этого немного уделял нам своего времени. А теперь и вовсе как будто избегал нас. Приходил домой на взводе, дёргал нас по мелочам.

Первым узнал я. Я застал их в недвусмысленной позе на рабочем столе отца. В тот день я не пришёл ночевать домой. А когда появился, то понял, что расстроил маму ещё больше. И решил бороться за свою семью. Первым делом собрал её вещи и вышвырнул их на улицу.

Виктория больше не жила у нас. Но родители стали жить в разных комнатах. А потом…

Потом заболела мама. Нехорошо заболела. Целый год я заставлял её бороться. Но она не хотела вести борьбу. Хоть и сильно любила меня. Это я точно знал.

Через какое-то время мама стала не похожа сама на себя. Болезнь совсем источила её. Виктория, наоборот, стала появляться у нас чаще. Якобы, чтобы нам помочь. И выглядела, как с обложки дорогого журнала.

Похоронив маму, мы с отцом совсем отдалились. Нет, у меня по-прежнему всё было, чего бы я ни пожелал. Только вот ничего не хотелось. На автомате окончил школу. От дедушки мне достались кое-какие сбережения. И я вложил их в ценные бумаги. И ушёл служить в армию.

В своём юношеском максимализме я считал, что нельзя пользоваться деньгами отца. Это сейчас я понимаю, что его деньги, это деньги и мамы. Это она его во всём поддерживала. Это она создавала уют. Это она, моя дорогая мамочка…

– Максим…

Я крепко сжала его ладонь. Какую силу он должен был преодолеть, чтобы произнести вслух практически незнакомому человеку последние слова.

В ответ он погладил мою руку и больше не произнёс ни слова. Я потянула его в свою сторону, и он положил ко мне на колени свою голову. Не отдавая отчёта в своих действиях, мгновенно запустила свою руку в его шевелюру и стала теребить макушку.

– Лера, повторюсь, мой рассказ не снимает моей вины по отношению к тебе, - хрипло произнёс Макс.

– А я повторюсь, что давно простила тебя. Слушай, но ты же как-то наладил отношения с папой? Куда делась она?

– Он её выгнал. Не знаю как, но он узнал, что она кинулась под колёса в тот вечер умышленно. Предварительно всё хорошо просчитав. Папа просил у меня прощения. Долго плакал, до сих пор винит себя в смерти мамы. Винит себя в том, по его словам, что такой женщины у него больше никогда не будет.

– А ты не веришь?

– Я с трудом верю всем людям.

– А мне веришь?

Макс ответил не сразу. Лежал тихонечко на моих коленях. Я даже не слышала его дыхания. И продолжала теребить его волосы. Ощущала, уверена, что и он тоже, как из комнаты уходит напряжение и боль.

Меня стало сильно клонить в сон. И вместе с пришедшей слабостью я почувствовала, что мне очень уютно. Уютно вот так находиться рядом с ним. Уютно зарываться в его волосы, прислушиваться к его дыханию и наполняться теплом, которое исходит от него.

Всё это было абсолютно новым для меня. И мне не хотелось, чтобы это исчезало…

– Да, Лера, я доверяю тебе. Одной из немногих в моей жизни.

Я не сразу поняла, что эти слова Макса предназначались именно мне. Он доверяет. Когда новая волна тепла повторно накрыла меня с головой, я удивилась этим новым эмоциям. Что это? Он стал мне симпатичен? Прислушалась к себе. Да, я совсем не злилась на него. И очень этому обрадовалась.

– Лера, давай укладываться спать. Я понимаю, что спешить нам завтра некуда. Но не хотелось бы сбивать рабочий график. Впереди у нас ещё сессия. И работу никто не отменял.

А он вовсе не такой, каким казался. Или хотел казаться.

– Ага, а как же твои клубы? После них у тебя не сбивался график? – поддела я его, сама не зная зачем.

Макс сел ровно на диване и с интересом уставился на меня.

– Мне нравится, что ты этим интересуешься, - даже в темноте в его глазах я уловила усмешку. – Отвечу тебе. Я обычно в клубе дольше полуночи не задерживался. Никогда. И на работе был вовремя. Как штык.

– Не может быть, - снова не удержалась я.

– Может. Если тебя это интересует, то да, ночь я мог провести не один. Но работа – есть работа.