— И что ты смог понять из символов механизма, что нам, людям, недоступно? — осторожно спросил Николай, переводя разговор в более практическое русло.

Рэддл замолчал, словно обдумывая, сколько информации он может раскрыть. Затем медленно произнес:

— Не просто смена разумных видов. Механизм готовит… эволюционный скачок. Новый вид мышления. Не лучше, не хуже — другой. Создатели верили: разнообразие форм разума необходимо для… космического равновесия.

Улыбнувшись, Николай продолжил чтение:

«…Тяжело дыша, матросы крутили маховики, заставляя лодку погружаться в черную бездну океана. Щупальца скользнули по обшивке с мерзким шлепком. Еще немного — и чудовище сомкнет свои присоски на бортах!..»

Рэддл тревожно пискнул и сел, подняв уши торчком. Его пушистый хвост нервно подергивался. Николай успокаивающе погладил зверька по голове и, перевернув страницу, стал читать дальше…

— Если бы осьминог был разумным, — задумчиво произнес Рэддл, — кто бы был чудовищем в этой истории? Наутилус, вторгающийся в его территорию?

Этот вопрос, поставивший с ног на голову привычную перспективу, заставил Николая задуматься. Енот не просто понимал прочитанное — он переосмысливал его с радикально иной точки зрения, свойственной нечеловеческому разуму.

— Вероятно, ты прав, — признал Николай. — Наша литература антропоцентрична. Мы всегда видим мир через призму человеческого восприятия.

— Не только литература, — заметил Рэддл. — Вся ваша наука, философия, этика. Человек всегда в центре. Может быть, поэтому механизм и был создан — чтобы дать шанс другим формам разума увидеть мир иначе.

Эта идея была одновременно пугающей и глубоко философской. Что если древняя цивилизация, создавшая механизм, стремилась не к простой смене доминирующих видов, а к фундаментальному расширению спектра разумного восприятия во Вселенной?

«…Капитан Немо гордо смотрел вслед уплывающему чудовищу. Еще одна опасность осталась позади!» — завершил Николай очередную главу и закрыл книгу.

Рэддл довольно фыркнул, радуясь счастливой развязке. Николай потрепал его между ушами и отметил про себя, что зверек стал еще сильней вести себя странным образом.

— Николай, — сказал Рэддл после паузы, — ты должен знать. Процесс изменения ускоряется. У нас мало времени.

— Времени для чего?

— Для создания "Наутилуса", — ответил енот, используя метафору из только что прочитанной книги. — Убежища для тех, кто хочет сохранить человеческий разум. Криокамеры… недостаточно. Нужно больше. Целый комплекс.

— Ты предлагаешь построить бункер? — Николай почувствовал, как сердце начинает биться быстрее. — Для спасения избранных?

— Не избранных, — покачал головой Рэддл. — Хранителей памяти. Тех, кто сохранит знания вашей цивилизации для будущего. Библиотекари человечества.

Эта идея поразила Николая своей элегантностью и дальновидностью. Не просто спасение нескольких счастливчиков, а создание культурного моста между эпохами разумных видов.

— Мы должны рассказать об этом Анне и Иванову, — решительно сказал Николай. — Немедленно.

Он заметил, что Рэддл порой надолго замирает, прислушиваясь к едва уловимому гулу механизмов станции. Или же наоборот — начинает беспокойно метаться по комнате, то и дело оглядываясь через плечо.

Николай вспомнил, как проходя мимо лаборатории, где хранилась таинственная древняя панель, Рэддл вдруг ощетинился и громко зашипел — чего за ним раньше никогда не наблюдалось. Он отчаянно цеплялся лапками за ногу Николая, умоляюще глядя ему в глаза.

«Неужели этот прибор так влияет на зверей?» — с тревогой подумал Николай.

Теперь, когда Рэддл обрел речь, стало ясно, что его реакция была не просто животным страхом. Он воспринимал механизм на глубинном, почти интуитивном уровне, недоступном человеческому пониманию.

— Я чувствую его, — однажды признался Рэддл, когда они проходили мимо лаборатории. — Механизм… поет. На частотах, которые вы не слышите. Передает информацию. Меняет… переписывает.

— Переписывает что?

— Все, — просто ответил енот. — Молекулярные структуры. Квантовые состояния. Нейронные сети. Целые экосистемы. Это не просто машина — это метаорганизм, простирающийся через пространство и время.

Такое понимание природы механизма далеко превосходило человеческую науку. Николай осознал, что благодаря своему преображенному разуму, Рэддл в некотором смысле стал медиумом между двумя эпохами — уходящей человеческой и наступающей постчеловеческой.

Размышляя, он поглаживал енота, который сладко сопел во сне. Вдруг дверь открылась, и в комнату тихо вошла Анна. Она поманила Николая жестом, и тот, недоумевая, оделся и последовал за ней.

— Что-то случилось? — спросил Николай по дороге в лабораторию.