Не всерьез боюсь, а так, немножко. Похоже, теперь можно об этом забыть…

Либо мы оставим бурю позади, либо она нас догонит. Тягучие капли дождя на стекле напоминают мне про бак и про то, как я помчался к Ленор Дав вместо того, чтобы пойти домой и натаскать воды. Я вовсе не жалею о последнем свидании с любимой, но жалею, что не оставил ма с Сидом полный бак, ведь дождевой воды удастся собрать всего несколько галлонов. Вряд ли ма сможет заняться стиркой на этой неделе. Впрочем, кто знает. Когда погиб па, она не опустила рук. Просто сварила огромную кастрюлю супа из фасоли с ветчиной, как мы всегда делаем в Шлаке, когда кто-нибудь умирает, и вернулась к работе. Помню, я сидел возле плиты и ронял слезы на пол рядом с лужицей, натекшей с рубашки шахтера. Зимой постиранную одежду для просушки приходится вешать в доме, и где-нибудь всегда капает.

Поезд продолжает катиться, увозя меня все дальше от всего, что я знал и любил, о чем мечтал. Мне так хотелось, чтобы когда-нибудь ма бросила заниматься стиркой, чтобы Сид выучился и смог работать на поверхности, а не в шахте (например, вести бухгалтерию или заниматься погрузкой угля в поезда), где бы всегда видел небо! Я жил бы с Ленор Дав – женился, растил наших детей, она учила бы их музыке, а я занимался бы чем угодно – хоть в шахте уголь рубил, хоть самогон варил – какая разница, если она была бы со мной! Теперь все пропало.

Поступок Вудбайна мне больше не кажется опрометчивым, ведь он умер в Двенадцатом, мне же придется погибнуть на садистской арене далеко на западе. Несколько лет назад на арене внезапно вырубили свет, и из теней на трибутов накинулись гигантские угольно-черные ласки. Вспоминаю, как острые зубы рвали лицо девушки из Дистрикта-5…

Зря я не побежал. Пусть бы миротворцы прострелили мне голову прямо на площади. Быстрая, чистая смерть далеко не худший вариант. Лежал бы себе завернутый в белый саван, спал вместе со всеми Эбернети под общим камнем… У нас не принято тянуть с похоронами, особенно в такую жару.

Через несколько часов ключ в замке поворачивается, в отсек сует голову Плутарх.

– Не хочешь присоединиться к остальным?

Он говорит это так, словно я просто маялся животом, а не приходил в себя после того, как меня ударили электрошокером и вырвали из привычной жизни. Не знаю, что и думать об этом Плутархе. Я ненавижу его за то, что заставил ма с Сидом кривляться перед камерами. С другой стороны, он дал мне их обнять, хотя Друзилла запретила. И, вероятно, спас жизнь Ленор Дав, попросив оставить ее для душераздирающей сцены прощания. Плутарх непредсказуем, как молния. Пожалуй, отношения с ним лучше не портить.

К тому же я должен проведать Луэллу – кроме меня, у нее теперь никого нет.

– Конечно, – отвечаю я.

Плутарх приказывает миротворцам отстегнуть наручники и ведет меня по качающемуся коридору в другой вагон. По бокам расположены литые пластиковые сиденья неоновых цветов. Я сажусь рядом с Луэллой, напротив Вайета и Мейсили.

– Кто-нибудь голоден? – спрашивает Плутарх. Все молчат. – Схожу-ка посмотрю, что там для нас готовят.

Он уходит, запирая за собой дверь.

Я подталкиваю локтем Луэллу.

– Привет, девчонка! – Протягиваю руку, она сует в нее ледяную ладошку.

– Привет, Хей, – шепчет она. – Нечестно, что тебя взяли вот так…

Впервые я над этим задумываюсь. Честно? Конечно, нет. Меня забрали вне очереди, возможно, даже незаконно. Однако число людей в Капитолии, которым я мог бы пожаловаться, равно нулю. Я – всего лишь курьезный эпизод, которым Друзилла поделится с друзьями между икрой и профитролями.

– Ни с кем нельзя так поступать, – говорю я. Личико Луэллы такое расстроенное, что я выпаливаю, не успев хорошенько подумать: – Ну что, будешь моим союзником, милашка?

Она улыбается. Старая шутка. Когда ей было пять, а мне восемь, она положила на меня глаз и стала всем говорить, что она моя подружка. Через неделю мальчишка по имени Бастер подарил ей лягушку-быка, и Луэлла обратила свою нежность на него. Думаю, ее сердечко так и так оставалось бы моим недолго, ведь разве можно всерьез влюбиться в того, с кем соревнуешься, кто громче рыгнет? Тем не менее дружим мы до сих пор. Мне всегда хотелось иметь младшую сестренку, точь-в-точь похожую на Луэллу, и я надеялся, что она дождется, пока Сид повзрослеет, и влюбится в него по-настоящему. Разумеется, теперь ее шансы вырасти упали до нуля. Луэлла навсегда останется тринадцатилетней девочкой.

– Я буду твоим союзником, – говорит она. – Ты да я, мы можем друг другу доверять.

Наверное, вы ждете, что это приведет к созданию общего альянса Дистрикта-12, но я смотрю на других кандидатов и понимаю, что идея так себе. Про Вайета ничего сказать не могу. С одной стороны, пустой взгляд не показатель живого ума. С другой стороны, он довольно крупного телосложения, и я никогда не слышал о нем ничего плохого, чего не могу сказать про Мейсили. О ней мне известно предостаточно, причем большая часть сведений – из первых рук, и лестного там нет ничего.