I. Улыбка павшего. II. Пулька преферанса.
Annotation
I. Улыбка павшего.
II. Пулька преферанса.
Волин Юрий Самойлович
Юрий Волин
Сказки наших дней
I. Улыбка павшего
II. Пулька преферанса
Волин Юрий Самойлович
Сказки наших дней
Юрий Волин
Сказки наших дней
I. Улыбка павшего
Я шел к Прутниковой, волнуясь, замедляя шаг, стараясь не думать о том, как встретит она меня, и что я скажу ей.
Прочитав утром в списке убитых имя Андрея Семеновича Прутникова, я сорвался с места, выбежал на улицу, помчался к Варваре Федоровне. Но, уже подъехав к самому дому, велел извозчику повернуть назад. Зачем я пойдут ней? Что я скажу ей? Нет таких слов, которые могли бы утешить мать, потерявшую любимого сына. Нет таких слов на человеческом языке, и не мне искать их, если я сам еще не примирился с мыслью о потере лучшего друга, милого, жизнерадостного Андрюши Прутникова!
Весь день я думал об ужасной вести и к вечеру решил преодолеть свой страх и навестить бедную Варвару Федоровну. Слов утешения я не найду, но слова скорби найдутся у меня. Ну, что ж, погорюем вместе. Ведь она одинока, и облегчением ей будет одно присутствие мое. За год войны я часто навещал Прутникову. Она знала меня с детства, называла уменьшительным именем и привыкла ко мне, почти как к родному. Мы вместе перечитывали письма Андрюши и мечтали о его возвращении. Мог ли я оставить ее теперь?
* * *
Она встретила меня радостно-спокойная, какая-то обновленная.
Такою она была в те дни, когда получалось от Андрюши одно из его ласковых и бодрых писем.
Эта радостно-спокойная улыбка на лице Варвары Федоровны была так неожиданна для меня, что я смутился и испугался. Значит, несчастная еще не знает страшной вести... Как же мне быть? Стать вестником злой правды? Или лгать, притворяясь не знающим и подавляя чувство жути и жалости?
Но мне недолго пришлось думать.
Прутникова сама заговорила об этом.
– - Ах, я вам должна рассказать!..
– - начала она, улыбаясь, будто речь шла о чем-то забавном.
– - Вы знаете прапорщика Закатова?
– - Знаю, -- ответил я.
– - О нем часто упоминал Андрюша в письмах. Они в одном полку и дружны...
– - Ну, вот этот самый! Представьте, сегодня я вдруг получаю от него письмо!
– - Что же он пишет?
– - спросил я, насторожившись.
– - Бог знает, что такое!.. Вы знаете, я напишу Андрюше, что его товарищ очень веселый человек, но не совсем осторожный... Разве можно так шутить? Хорошо, что я подучила это глупое письмо сегодня. А что, если бы я получила его неделю тому назад? Ведь я могла бы поверить этой злой шутке!
– - Что же он пишет?
– - повторил я свой вопрос, предчувствуя, что в письме товарища по полку, раньше никогда не писавшего Прутниковой, сообщается грозная истина.
Прутникова возмущенно повела плечами.
– - Он пишет, этот Закатов, что Андрюша убит!.. Хороша шутка, нечего сказать!
– - Да, с такими вещами не шутят...
– - неопределенно заметил я.
– - Дурак этот ваш Закатов, вот что я вам скажу!
– - обрадовавшись моему замечанию, сказала Варвара Федоровна.
– - И Андрюше я так прямо и напишу: "Глупый шутник твой приятель!.." Нет, ведь приди письмо раньше, и я умерла бы от ужаса и отчаянья!.. Должно быть, у этого Закатова нет матери, иначе он не стал бы выкидывать таких штук!
– - Но все же, Варвара Федоровна...
Прутникова быстро прервала меня:
– - Что "все же"?.. Вы хотите сказать, что все же это не более, как шутка? Нет, нет, не оправдывайте его! Это возмутительно и ужасно так шутить!
Не знаю, почему, должно быть, запутавшись в тумане неловкости, жути, недоумения и жалости, потеряв способность взвешивать слова и поступки, но я поступил необдуманно и жестоко. Если бы не последовало в дальнейшем всех тех событий, о которых я собираюсь рассказать, я никогда бы не простил себе этой злой выходки.
Поддавшись непонятному порыву озлобления, -- озлобления из жалости, которое знакомо хирургам, приступающим к опасной операции, я решительно и твердо сказал, глядя прямо в глаза матери моего лучшего друга:
– - Но все же, Варвара Федоровна, вы напрасно относитесь к письму Закатова, как к шутке. Я должен вам сказать, Варвара Федоровна, что встретил сегодня в газете, в списке убитых, имя Андрюши. Надо быть готовым ко всему, Варвара Федоровна!
Так сказал я. Едва закончив фразу, с особой обжигающей ясностью почувствовал и сознал я всю жестокость своей выходки. Сделалось страшно и стыдно. Захотелось бежать, исчезнуть, уничтожиться. Хотелось, чтобы кто-нибудь ударил сильно, оскорбил!