– О господи, разумеется, нет, - ответил честный Ван.
– Ада девушка серьезная. У нее нет ухажеров - кроме меня, ca va seins durs. А ну-ка, папа, кто так сказал вместо "sans dire"122, ну, кто, папа, кто?

– А! Кинг-Винг! Это когда я спросил, как ему нравится его жена-француженка. Ну что ж, приятно слышать такое об Аде. Так говоришь, она любит лошадей?

– Она любит все то, что любят наши красавицы, - сказал Ван, - балы, орхидеи и "Вишневый сад".

Тут в гостиную вбежала и Ада. Да-да-да, вот она я! Сияющая!

Старый Демон, сложив горою радужные крылья, полупривстал и сразу осел, обнимая Аду одной рукой, держа рюмку в другой, целуя девочку в шею, в волосы, зарываясь в ее свежесть с пылом, для дядюшки отчасти чрезмерным.

– Боженька!
– воскликнула она (и этот внезапно прорвавшийся отголосок детской наполнил Вана умилением, attendrissement, melting ravishment, даже большим того, которое, по-видимому, испытывал его отец).
– Как я рада видеть тебя! Когтями раздирая облака! Он камнем пал, где замок был Тамары!

(Лермонтов в переложении Лоудена.)

– Когда я в последний раз наслаждался твоим обществом, - сказал Демон, - стоял апрель, ты была в дождевом плаще с черно-белым шарфом и пахло от тебя мышьяком после визита к дантисту. Тебе будет приятно услышать, что доктор Перламутнер сочетался браком со своей секретаршей. Но к делу, цыпка моя. Я готов принять твое платье (безрукавное, черное, узкое), я способен смириться с твоей романтической прической, меня нимало не удручают твои лодочки на босу ногу да и духи "Beau Masque"123 тоже passe encore, но, бесценная моя, я с отвращением отвергаю эту багровую губную помаду. Возможно, такова нынче мода в достопочтенной Ладоре. Но для Мана или Лондона она не годится.

– Okay (ладно), - сказала Ада и, оскалив крупные зубы, с силой оттерла рот крохотным платочком, извлеченным из выреза платья.

– И это тоже провинциально. Тебе следует завести сумочку из черного шелка. А теперь я покажу тебе, какой я маг и волшебник: ты мечтаешь стать концертирующей пианисткой!

– Вот уж нет!
– возмущенно откликнулся Ван.
– Совершенная гиль. Она ни единой ноты правильно взять не умеет!

– Ну и пусть ее, - сказал Демон.
– Приметливость вовсе не обязательно становится матерью дедукции. Я, впрочем, ничего не вижу дурного в носовом платочке, небрежно брошенном на "Бехштейне". Тебе нет нужды так густо краснеть, любовь моя. Давайте-ка я в видах комической разрядки кое-что процитирую:

Lorsque son fi-ance parti pour la guerre

Irene de Grandfief, la pauvre et noble enfant

Ferma son pi-ano ... vendit son elephant

Несообразное "дитя" здесь подлинное, а до "слона" я додумался сам.

– Да что ты!
– хохотнула Ада.

– Наш великий Коппе безусловно ужасен, - сказал Ван, - но и у него встречаются чарующие стихи, которые присутствующая здесь Ада де Гранфиф несколько раз с переменным успехом перепирала на английский.

– Будет тебе, Ван!
– с непривычной игривостью прервала его Ада и зачерпнула в горсть соленого миндаля.

– Нет-нет, послушаем, - воскликнул Демон, беря из ее ладони орешек.

Складная перекличка соразмерных движений, бесхитростная оживленность вновь встретившихся членов семьи, никогда не схлестывающиеся нити марионеток - все это проще описать, чем представить.

– Если пародировать почтенные приемы повествования дозволено лишь самым великим и негуманным художникам, - сказал Ван, - то простить переложение блестящих стихов можно только близкому родственнику. Позвольте же мне предварить опыт кузины, - чьей бы кузиной она ни была, - пушкинской строкой, хотя бы для пущего шика...

– Для пущего шипа!
– воскликнула Ада.
– Любое переложение, даже мое, сродни попыткам заменить подлесник змеевидным карказоном: в итоге у нас на руках остается какой-нибудь жалкий целовник.

– Какового для моих скромных нужд и нужд моих скромных друзей более чем хватает, - вставил Демон.

– Итак, - продолжал Ван (оставляя втуне аналогию, сочтенную им неприличной, поскольку древним обитателям ладорской округи бедное растение представлялось не столько средством, целительным для укушенных гадом, сколько символом девичьей легкости на передок; ну да ладно).
– Стихи на случай сохранились. Я их имею. Вот они: "Leur chute est lente" - мы с ними сжились...

– Я-то уж во всяком случае, - перебил его Демон:

Leur chute est lente. On peut les suivre

Du regard en reconnaissant

Le chene a sa feuille de cuivre

L'erable a sa feuille de sang.

Роскошная вещь!

– Да, то был Коппе, а теперь кузина, - сказал Ван и продекламировал:

Their fall is gentle. The leavesdropper

Can follow each of them and know

The oak tree by its leaf of copper,

The maple by its blood-red glow.124

– Брр!
– отозвалась переводчица.