Слуги, что у норы остались, услышали крики барина и полезли ему помочь. Только ничего у них не вышло, завалило и их самих.

А Глафира тем временем вернулась в барский дом и нашла возлюбленного в подвале. Ерофей лежал на соломе лицом вниз, бездыханный, изорванный кнутом, с переломанными окровавленными ногами. Обняла Глаша любимого, горькими слезами омыла его бледное лицо и зашептала заговор целебный. Захрустели молодые кости, срастаясь заново. Новые жилы потянулись по ним. А в жилах горячей волной вскипела новая кровь. Ожил Ерофей, застонал от боли.

Ожили, зашевелились камни стен, с треском и скрежетом поползли в стороны, открывая проход, из которого сверкающим ручьем хлынули в темницу золотые змейки. Облепили они Глафиру и Ерофея, переливаясь волнами желтого, красного, белого света. А потом вдруг померкло все и исчезло. Слуги и дворовый люд прибежали в подвал на шум и вспышки, а там и нету никого. Только стены замшелые да куча окровавленной соломы на полу.

Заводчика Пантелея Ильича все ж таки откопали. Жив он остался, только умом поехал. С той поры за ним слуги как за малым дитем ходят, с ложки кормят, слюни вытирают да подштанники меняют. Глафиру и Ерофея Маркова ни в заводе, ни в городе, ни окрест никто больше не видел. Правда, дед Вавила спустя время рассказал, что молодые, мол, счастливо сбежали на вольные земли, где и повенчались. Многие поверили.

— Матушка, не вставайте, — Уля зачерпнула ковшиком теплую воду и поднесла ей.

Мать захворала в ночь с Лукова на Егорьев день: ходила с бабами на луг следить за ведьмами. Устилали те траву тонкой холстиной, ждали, когда напитается росой, бежали в коровник, чтобы скотину накрыть, болезнь привязать. Успеешь обернуться раньше нечисти — спасешь кормилицу. Нет — без молока останется семья. Вот и набегалась.

Варвара, охая, спустила ноги, нащупала конопляники, в начале мая в них было еще холодно, но обулась.

— Как же лежать, дочка? Егорий Вешний сегодня, сгубят коров ведьмы. Надо ворота посмотреть… Может, метки какие есть…

— Я выйду, матушка, осмотрю, чай, не первый год это делаю: увижу на воротах свежую нарезку ведьминскую — сразу наберу грязь у притолоки, замажу.

— Не вовремя отец на ярмарку с детишками уехал. Не справишься одна: надо и двор обмолить, и колодец, да на скотский водопой сбегать…

Ульянка заставила мать лечь.

— Управлюсь! Пораньше выйду — все сделаю.

Выглянула в окно. Солнце еще не проснулось. Над огородом стояла голубоватая дымка.

Сквозь матовость стекла мелькнули тени.

Поежилась и прошептала: «Что-то много ведьм стало. Говорила баушка, царство ей небесное: надо не ждать Иванову ночь, а к Малахитнице идти за помощью».

— Неча Хозяйку попусту беспокоить, — мать услыхала, насупилась. — Придет лихо — не примет. Крапивушкой оборонимся от напасти.

Суетный день выдался: с утра Ульянка обежала двор с иконой да свечой, бормоча молитву, обошла колодец, капнула туда воск. Нарвала крапивы — благо обильно растет по забору — охапками разложила на всех порогах. Изба наполнилась запахом травы, напившейся солнцем.

Осталось только на речку сбегать. Захватила золы — ребячьи портки заодно прополоскать.

Посмотрела Варвара вслед дочери, перекрестила: славная выросла, работящая, трудно без нее будет, коли скоро замуж выскочит.

Речушка Азовка недалече, за нижними огородами, протекает, только спуститься с косогора. Ульянка остановилась, полюбовалась сверкающей слюдяной поверхностью воды, заметила девок, бьющих белье, ускорила шаг.

Течение Азовки бойкое, грязь быстро сносит — можно встать где угодно. Далеко не пошла. Поприветствовала всех, стала белье мочить да золой натирать.

Между делом нарвала высокой крапивы, дружно она у воды поднялась, сок так и брызжет. Охапка получилась пышная. Руки пощипывало — говорят, полезно для здоровья.

Развернула платок, достала иконку и свечку — девки притихли. По спине Ули пробежал холодок: неужто ведьмы? Их среди обыкновенных женщин не распознать.

Между тем бабы и девки стали собираться. Уля поднесла ладонь козырьком к бровям, прищурилась: нижние юбки у всех были мокрые, прилипли к телу. К ужасу, увидала она очертания коротких хвостиков — ведьмочки совсем молодые, природные. А невольных, тех, кто черную силу при передаче получил, труднее распознать, явных примет нет.

Трясущимися руками зажгла свечку, подняла образ со святым угодником, забормотала молитву. Нечисть кинулась бежать, подхватив лоханки с неотжатым бельем.