Перед отъездом Камдессю встретился в Кремле с президентом. Ельцин тепло его приветствовал, сказав, что и сам Камдессю, и эксперты фонда позволили избежать многих ошибок при проведении российских реформ. Ельцин был хорошо подготовлен к беседе с Камдессю, и разговор у них получился содержательный. Президент пообещал сделать все необходимое для продолжения стабилизации и структурных реформ. Камдессю в ответ сказал, что МВФ продолжит сотрудничество с Россией и будет по-прежнему оказывать поддержку с целью тщательной проработки и внедрения программы реформ. Явно польстив президенту, Камдессю отметил, что благодаря реформам Россия может стать «экономической сверхдержавой», хотя и оговорился, что для обеспечения необходимых условий свою роль должна сыграть и Дума.

О необходимости поддержки со стороны Думы и о своей озабоченности по этому поводу Камдессю высказался вопреки совету Чубайса не затрагивать эту тему. Его слишком сильно обеспокоили беседы с лидерами левых фракций, контролировавших тогда в Думе большинство голосов. В прессе о встрече Камдессю с Зюгановым (КПРФ), Рыжковым (Народовластие) и Харитоновым (Аграрная партия) отозвались как об отчасти успешной попытке их очаровать. Но сам он вынес из той встречи ощущение, что эти российские лидеры не понимали, по сути, ни причин российских проблем, ни способов их решения. А поскольку как минимум на начальном этапе реформ при перестройке организационной и правовой инфраструктуры требовалась поддержка Думы, это их незнание и непонимание неизбежно должно было обернуться серьезными трудностями для правительства.

Обоснованность этих опасений Камдессю скоро подтвердилась. Через несколько дней он получил письмо от Николая Рыжкова, бывшего советского премьер-министра. Рыжков в том письме либо проявил полное непонимание ситуации, либо откровенно лицемерил. Он ни в коем случае не признавал, что тяжелейшее положение, из которого Россия искала теперь выход, было на самом деле его собственным прямым наследием. Но при этом он выражал популярное в стране мнение, широко распространенное и среди депутатов в Думе: «Советский Союз не был членом МВФ. Тем не менее положение в экономике СССР оценивалось как относительно стабильное. После того, как российские власти в 1991 году взяли стратегический курс на рыночные реформы и начали по рекомендации и при поддержке МВФ осуществлять пакет мер в этом направлении, экономическое положение моей страны постоянно ухудшается. Не только у меня лично, но и у многих людей в моей стране есть серьезные вопросы относительно ответственности МВФ за вытекающие из его рекомендаций последствия».

Другой показательный случай произошел во время встречи Камдессю с руководством думского бюджетного комитета 3 апреля. Один из заместителей председателя комитета, депутат-коммунист Юрий Воронин обвинил Камдессю в том, что программа МВФ не предотвратила спад производства, и похвастался, что поспорил с Фишером на бутылку коньяка, что и в 1997 году показатель роста будет отрицательным [122] . С его точки зрения, бутылка была уже у него в кармане. Камдессю отпарировал, сказав, что он не только уверен в победе Фишера в этом споре, но и сам готов поставить на кон лучшую бутылку из своих запасов, что рост в России составит не менее 5% в 2000 году, при условии, что у властей хватит политической воли завершить начатое. Депутат Оксана Дмитриева ему возразила, что он чересчур оптимистично смотрит на вещи, а Камдессю ответил ей: «Мадам, я в спорах обычно не проигрываю...»

В тот вечер Камдессю улетел из Москвы, заручившись обещанием правительства предпринять дополнительные меры для сбора в федеральный бюджет 1997 года установленного объема в 305 трлн неденоминированных рублей, представить положения нового Налогового кодекса на рассмотрение Думы и добиваться их немедленного принятия.

Новая правительственная команда хотела как можно скорее продемонстрировать свою способность улучшить финансовую ситуацию. В не меньшей, а может быть, и в большей степени она хотела также показать, что пользуется доверием международного экономического и политического сообществ. А для них принципиально важным моментом было наличие согласованной программы с МВФ. Поэтому российские руководители заверяли сотрудников фонда, что обеспечить доходы бюджета в оговоренном на 1997 год объеме можно будет без особых проблем, хотя отчасти это будет зависеть от того, как скоро МВФ потребует полного прекращения налоговых платежей в неденежной форме. Они признавали, что неденежные схемы только способствуют росту задолженностей и неплатежей. Но в то же время их заботило то, что для ликвидации бюджетных задолженностей потребуются большие займы и что на рынке ГКО собрать их в таких объемах без резкого увеличения доходности облигаций вряд ли получится.

Хоригучи и его команда вновь приехали в Москву в конце апреля. На этот раз в их задачу входило доработать с властями Заявление об экономической политике. В нем должны были быть изложены политические решения, которые правительство и Центральный банк намеревались осуществлять для достижения целей, согласованных с МВФ на 1997 год. В процедурном плане Заявление служило основанием для заявки правительства, адресованной совету директоров МВФ с целью утверждения программы на год и продолжения ее финансирования.

Правительство в тот момент уже испытывало серьезные проблемы в финансовой сфере. В июне планировалось размещение крупного выпуска еврооблигаций, и начали распространяться слухи, что Минфин обратился к организаторам размещения – банкам SBC Warburg и JP Morgan – с просьбой о промежуточном финансировании [123] . В беседе с Касьяновым, отвечавшим как замминистра финансов за этот выпуск облигаций, я обратил его внимание на то, что аналогичное использование промежуточного финансирования, предоставленного в конфиденциальном порядке Deutsche bank при размещении еврооблигаций, номинированных в немецких марках, негативно сказалось на условиях тогдашнего выпуска и что повторение ситуации может точно так же привести к ужесточению условий для предстоявшего выпуска долларовых еврооблигаций. Касьянов ответил мне, что проблема была бы решаемой, если бы был выделен апрельский транш кредита МВФ, и что в противном случае правительству придется выбирать между негативными последствиями, о которых говорил я, и возможным эффектом промежуточного финансирования за счет дополнительного выпуска ГКО.

Программу политики на 1997 год Хоригучи и Чубайс наконец-то доработали. В ней предусматривался реальный рост ВВП на 3% и снижение годовой инфляции до 14%. Чубайс настоял на резко выгнутой кривой графика поступления доходов в течение года. Он утверждал, что ощутимо поправить результаты второго квартала было уже практически невозможно и что поэтому серьезное улучшение показателей реально планировать начиная только с третьего квартала. Аналогичным образом он видел и план проведения структурных реформ. Был согласован также перечень предварительных мер, после осуществления которых совет директоров мог бы приступить к рассмотрению российской заявки. Предполагалось, что совет соберется с этой целью 16 мая.